Вопросы философии.— 1992.— №3.— С. 54—64.
Принято считать, что насилие связано с прямым физическим и материальным ущербом и проявляется как убийство, грабеж, угроза и т.п. Все это — прямые, очевидные, наиболее грубые и вопиющие формы насилия. Наряду с ними существует еще насилие, которое пронизывает психологическую и интеллектуальную сферы и проявляется незаметно в виде навязывания собственных убеждений оппоненту, искаженной информации и т.д. Где граница, которая отделяет насилие от ненасилия в духовной коммуникации? Можно ли строго обозначать, описать ту черту, перейдя которую законное право и даже обязанность человека нести другим людям свою веру и истину становится формой интеллектуальной и психологической экспансивности?
В ходе конфликта люди очень часто отвечают агрессией на агрессию. Это ведет, как правило, к обострению конфликта. Он вызывает все большие потери и страдания людей по обе стороны конфликта. В таком случае говорят, что мы имеем дело с эскалацией или спиралью насилия, которая зачастую кончается уничтожением одной из сторон, если до этого момента не будут исчерпаны необходимые для борьбы силы.
Однако иногда в конфликте появляются установки иного рода, ведущие к другому ходу событий. Изучение этих установок привело к выделению так называемых ненасильственных действий, т.е. действий без насилия. Такого рода действия в настоящее время является объектом особого интереса. Самое общее определение такого действия имеет отрицательный характер: действие является ненасильственным тогда, когда в нем отсутствует насилие.
Насилием я называю принуждение людей к принятию определенных условий или к какому-то поведению с помощью (чаще всего воображаемого) разрушения их биологической или психической жизни либо с помощью угрозы такого разрушения. Как это часто бывает в случае такого рода общих проблем, определение имеет отчасти условный характер. Видимо, целесообразно ограничиться обсуждением переживаемого разрушения жизни как наиболее часто встречающегося явления. Непереживаемое разрушение также является злом. Однако своеобразие насилия лучше всего проявляется в сфере переживаемого зла. Самые частые разрушающие действия, которые возникают в конфликтных ситуациях — это отнятие вещей, необходимых для жизни, избиение, запугивание, введение людей в состояние нервного напряжения, помещение их в условия, вредные для жизни, калечение и убийства.
Таким образом, мы будем интересоваться действиями, в ходе которых действующее лицо остается в конфликтной ситуации, т.е. не отказывается от борьбы за какое-то благо, но избегает при этом и уничтожения противника.
Имеется несколько причин, по которым в последнее время возрос интерес к такого рода действиям. Прежде всего возрос он потому, что в нашем столетии с помощью ненасильственных действий были завоеваны некоторые блага. Сравнение же ненасильственной борьбы с другими видами борьбы показывает ее несомненное преимущество, связанное с тем, что в случае других видов борьбы зачастую погибает или страдает очень много людей, которые или вообще не участвовали в конфликте, или же были в него втянуты вопреки своей воли, в то время как жертвами ненасильственной борьбы являются, как правило, только те, кто сам хочет быть ее жертвой. И поэтому количество жертв в случае ненасильственной борьбы значительно меньше.
Ненасильственные действия соответствуют также некоторым религиозным и философским течениям, пользующимся авторитетом в современном мире. Они не создают такого рода угрозы для всего человечества, какая возникает в связи с ростом количества конфликтов при имеющемся нагромождении средств уничтожения.
Цель нашего анализа — этические основы ненасильственных действий. Неприменение средств, уничтожающих противника, может иметь различный характер в зависимости от намерений действующего лица. Оно может быть лишь частью тактики, конечной целью которой является уничтожение противника. Однако многие лица, избирающие ненасильственные действия правилом своего поведения, делают это не по тактическим, а по принципиальным этическим соображениям. Именно они получают интересные результаты.
Ненасильственные действия — это последовательное в этическом отношении поведение, направляемое отчетливым моральным идеалом, основанным на уважении и любви к противнику. Именно такого рода мотивировка сообщает ненасильственным действиям очень большую интенсивность, инспирирует находчивость и облегчает преодоление препятствий.
Ненасильственное действие или, наоборот, поведение, основанное на насилии, принадлежит обычно к более широкой праксеологической области, которая может быть описана с помощью категорий намеренных воздействий.
Приглашение к разговору, обращение за помощью, приказ, угроза, совет и т.п. — это примеры намеренных воздействий, которые должны вести к некоторому сотрудничеству. Можно дать следующее общее определение: намеренное воздействие на определенного человека — это такое воздействие, целью которого является определенное состояние этого человека; само такое состояние необязательно должно характеризоваться однозначностью. Целью действия может быть, например, любое состояние из некоего класса состояний. Так, приглашение к разговору необязательно должно быть связано с направлением разговора на точно заданную тему. Целью здесь может быть большой реестр разных тем.
Намеренное воздействие очень часто использует уже существующие обусловленности лица, являющегося объектом воздействия, такие, как физическую, экономическую или культурную зависимость, потребности и интересы, семейные связи, обычаи и т.п. Намеренное воздействие может создавать новые обусловленности. Например, просьба начальника может действовать как приказ, даже если фактически является просьбой и касается дел, не связанных со служебными отношениями.
В понятие намеренных воздействий стоит внести следующее уточнение. Намеренное воздействие может уменьшить степень свободы действия лица, на которое мы воздействуем, а может и не уменьшать ее. Заключая кого-то в тюрьму, мы уменьшаем степень свободы его физического действия. В то же время, давая ему совет, мы не уменьшаем свободы его действия.
Можно считать, что каждая информация уменьшает субъективное чувство психической свободы. Те, кто ничего не знает, считают, что все возможно, тем самым они не имеют никаких тормозов. Однако, это чувство иллюзорно. Вместе с тем имеется большая разница между восприятием истинной информации и восприятием ложной информации. Принятие истинной информации не ограничивает действия, наоборот, оно делает его более эффективным. Лучше познавая факты, мы не совершаем ошибок, не делаем лишних попыток. Познание фактического состояния своевременно указывает нам на препятствия, на которые мы бы и так натолкнулись в своем действии. Итак, истина не создает ограничений, она лишь обнаруживает те, которые объективно существуют в самой реальной ситуации. Принятие же ложной информации является существенным ограничением действия, поскольку закрывает доступ к реальности. Это происходит оттого, что действие основывается на знании о действительности. Тот, кто поверил ложной информации, лишен доступа к определенному фрагменту знания о действительности; это будет продолжаться так долго, пока он не убедится, что был в заблуждении. Те, кто распространяют ложную информацию, фактически пытаются ограничить людей, которым врут.
Разрушение психической жизни мы определили как вид насилия. Обман — это разрушение познания — и поэтому он принадлежит к насильственным действиям. Кто-то может сказать, что любое ограничение свободы действия — это разрушение жизни и поэтому принадлежит к насильственным действиям. Существуют, однако, такого рода ограничения, которые в сущности выступают как защита от других ограничений жизни. Например, препятствуя распространению наркотиков, мы защищаем людей от наркомании, ограничивающей и разрушающей существенным образом человеческую жизнь. Разрушение жизни является безусловно уменьшением степени свободы действия. Таким образом, то, что не уменьшает свободы действия, не является фактором, разрушающим жизнь, не принадлежит к насильственным действиям и может быть причислено к ненасильственным действиям.
К такого рода намеренным воздействиям, которые не уменьшают свободу действия и согласно вышеприведенным критериям относятся к ненасильственным действиям, принадлежат:
Мы кому-то советуем тогда, когда принимаем его цель, и на основе имеющихся у нас знаний указываем ему на определенный способ достижения этой цели.
Мы предлагаем что-то кому-то, когда разворачиваем перед ним перспективу новой цели вместе с ее последствиями.
Мы нажимаем на кого-то, когда не только предлагаем, но и даем понять, что мы хотим, чтобы предложение было принято. Например, просьба является видом нажима. Установление мер наказания тоже является видом нажима. Очень часто нажим выходит уже за рамки ненасильственных действий.
Совет, предложение или нажим очень часто начинают новые или пытаются изменить существующие отношения сотрудничества. Отношение сотрудничества основывается всегда на принятых обеими сторонами установлениях. Эти установления могут приниматься на основе традиций, могут быть выработаны в какой-то форме диалога или же могут быть навязаны сильнейшей стороной. Обычно эти три фактора имеют свое значение.
Этический вопрос, который возникает на основе проведенных выше уточнений, может быть сформулирован следующим образом: каковы допустимые формы нажима (или каковы ненасильственные формы нажима). Кажется, что воспитание и профессиональная деятельность, коллективное распределение и потребление полны различных форм допустимого нажима. Например, нажим профессиональных корпораций в направлении добросовестного исполнения профессиональных обязанностей или наказание социальной непорядочности путем устранения с занимаемых постов являются морально оправданными формами нажима. Однако прежде всего надо обратить внимание на нажим, создаваемый передачей истинного знания и являющийся ненасильственным нажимом. Такого рода передача, чтобы быть ненасильственной, должна обладать следующими признаками:
Обычно должен быть также выполнен ряд вводных условий, без которых какая-либо передача вообще невозможна, а усилия, связанные с передачей знания, наталкиваются на совсем иные реакции.
К четвертому пункту принадлежит также постулат, требующий не вызывать отрицательных эмоциональных реакций. Для того, чтобы познание было удовлетворительным в интеллектуальном отношении, оно должно быть свободно от тех эмоциональных элементов, которые нарушают интеллектуальную структуру мышления. Можно сказать, что только такое воздействие будет по всей вероятности ненасильственным воздействием, при котором действующее лицо опирается лишь на интеллектуально-познавательные связи и пытается создать лишь новые истинные, познавательные переживания, а также, по крайней мере, такие эмоциональные переживания, которые возникают из истинных познавательных переживаний и принадлежат к сфере общечеловеческой любви и уважения к каждому человеку. Если при этом действующее лицо не создает у своего партнера ни чувства страха (не пугает его), ни искушения компенсации (не подкупает его), а старается представить истину по возможности максимально глубокую, подчеркивая проблемы, которые в познавательном отношении являются самыми существенными и объективно самыми важными — тогда он наверняка не применяет насилия. Наоборот, он принимает установку доброжелательности, а может, даже бескорыстия и заботливости.
Можно даже сказать, что в данном случае мы тем самым заботимся о внутренней свободе лица, на которое воздействуем. Мы заботимся о том, чтобы его решение основывалось на самом лучшем распознании ситуации и чтобы оно не подвергалось эмоциональным нарушениям, так как в крайнем случае мы вызовем лишь те эмоции, которые возникают в связи с глубоким познавательным переживанием истины. Передача истины в этом случае вписывается в этически последовательную установку, согласно которой каждого человека надо любить и уважать. Такой взгляд является определенным вариантом взгляда о равенстве всех людей, исключающего расистское, национальное, классовое, а также мировоззренческое презрение.
Можно, конечно, спорить о том, можно ли вообще трансляцию истины определять как нажим, а если так, то при каком понимании категории нажима. Нам кажется, что существует явление, которое можно обозначить как нежелание открываться на некоторые новые, даже очень обогащающие информации. В таком случае преодоление этого нежелания отправителем познавательной передачи может быть названо нажимом.
Другим случаем оправданного нажима является нажим в конфликтной ситуации, который вызывает определенный сиюминутный дискомфорт, но одновременно ведет к равноправному интеллектуальному диалогу, который должен иметь место между всеми людьми как определенный вид сотрудничества.
Интеллектуальный диалог — это способ сосуществования, который обогащает познание путем обмена мнениями. Убеждение, что каждому человеку надо дать шанс истинного познания, вытекает из общечеловеческой доброжелательности. Если кто-то узнает истину, то потом может от нее отвернуться, но даже с помощью некоторого нажима можно приближать к истине каждого человека. Хорошим примером здесь является поступок Жана Госса, который вошел в Ватикан несмотря на препятствия со стороны гвардейцев и дошел до самых дверей кардинала Оттавьяни, чтобы вступить с ним в диалог. Конечно, истина не является чьей-то привилегией. Поэтому нажим с целью донести истину лучше всего осуществляется в виде нажима, направленного на возникновение и сохранение интеллектуального диалога, в котором рациональные доводы были бы решающими и в котором два ищущих истину равноправных и сотрудничающих друг с другом партнера действовали бы сообща.
В самом общем смысле диалог — это продолжающаяся неопределенно долгое время интеракция. В свою очередь интеракция — это такой ряд актов, в котором участвуют по крайней мере две стороны и в котором после определенного поведения одной стороны наступает такое поведение другой стороны, которое можно считать ответом. Каждая из сторон интеракции отличается определенным способом давать ответы и формулировать проблемы. Этот способ входит в состав ее этоса. Этос одной из сторон может влиять на этос другой стороны. Если в поведении одной из сторон просвечивает определенная ценность, например, уважение к каждому человеку, то такая ценность поведения может быть как таковая воспринята другой стороной. Можно считать, что независимо от того, как одни люди отвечают на конкретное поведение других людей, как правило, возникает как бы диалог ценностей, реализуемых в поведении, поскольку всегда, особенно в случае долгосрочных действий или деятельности более широкого масштаба, ценности, реализованные одними людьми, воспринимаются другими. Происходит интериоризация диалога. Существенным становится то, какие ценности победят в этих внутренних диалогах отдельных людей, втянутых в конфликт.
Диалог имеет партнерский характер тогда, когда:
Достижение партнерского диалога бывает порой очень сложным процессом, если какая-то сторона не открывается настолько, чтобы слушать высказывания другой стороны и серьезно к ним относиться. В этом случае главную роль начинает играть такая форма нажима, которую мы называем засвидетельствованием ценности и которую попробуем ниже охарактеризовать. В тот момент, когда появляются трудности со вступлением в партнерский диалог или когда одна из сторон не выполняет условий, необходимых для возникновения сотрудничества, вторая сторона как будто бы может чувствовать себя свободной от стремления к такому сотрудничеству. Она может тогда выключиться из диалога, занять пассивную позицию и перейти к другим занятиям, или же начать относиться к себе как к мученику, испытывая одновременно чувство превосходства над противником. Так вот, доброжелательность или самопожертвование по отношению к противнику противоречит такой позиции. Если мы доброжелательны, то мы не устанавливаем каких-либо жестких рамок, которые в случае, если другая сторона в них не помещается, могли бы оправдать наше равнодушие и хотя бы временное отсутствие стремления к достижению партнерского диалога. Если другая сторона не выполняет условий партнерского диалога, надо к ней обращаться по-другому, т.е. так, чтобы соответствующие ценности проникли в сферу ее внутреннего диалога. Таким образом, доброжелательность ведет к находчивости в поиске форм ненасильственных действий.
Существенным фактором, открывающим партнера, создающим поле доверия, является засвидетельствование исповедуемых ценностей.
Засвидетельствование ценностей — это такое поведение, которое наблюдателем, живущим в определенной культуре, может легко восприниматься и пониматься как реализация ценности. Конечно, засвидетельствование ценности является последовательным элементом чьей-то жизни только тогда, когда эти ценности действительно признаются свидетелем.
Роль свидетельства хорошо характеризуется английским изречением, которое гласит, что действия говорят громче, чем слова. Очень часто слова обесцениваются многословием, неправильным употреблением, шутками, отсутствием действующих на воображение примеров и т.п. Засвидетельствование (манифестация, практическое воплощение) ценности сообщает словам отчетливый смысл. Человек, который встречается с деятельностью, реализующей определенную ценность, начинает понимать этос данного человека, а также те словесные формулировки, в которых этот этос находит свое выражение.
Морально ценными установками, т.е. установками, существенными для коллективной деятельности, в том числе и для диалога, являются справедливость, уважение к каждому человеку, а также снисходительность (мягкость, доброта). Это важные особенности человеческого поведения. Уважение к другим проявляет как тот, кто здоровается со всеми присутствующими, так и тот, кто не перебивает чьих-то высказываний, а также тот, кто не заставляет других делать что-то такое, что противоречит их убеждениям. Справедливость проявляет не только тот, кто разделяет в равном количестве необходимые вещи, но и тот, кто некоторые не столь необходимые для жизни вещи раздает по заслугам. Снисходительность проявляет как тот, кто прощает вину, так и тот, кто не требует от слабых чрезмерных усилий. Таков смысловой объем этих понятий в польском языке. Смысловая структура других языков отличается от его структуры.
Воздействие путем засвидетельствования требует некоторого психологического анализа. Прежде всего среди действий, являющихся реализацией ценностей, следует выделить действия, направленные на демонстрацию этих ценностей другим людям. Разговор белого сенатора США с негритянским деятелем М.Л. Кингом, проведенный в произвольных обстоятельствах — это выражение общечеловеческого, прорывающего расовые барьеры, уважения людей друг к другу. Для свидетелей этого разговора он является засвидетельствованием этой ценности. Однако, тот же самый разговор может быть организован публично, чтобы засвидетельствовать данную ценность перед многими людьми. Совместная демонстрация сотен белых и черных людей является свидетельством взаимного уважения, очевидной целью которой является воздействие на зрителей. Также и солевой марш, организованный Ганди, призван был воздействовать на других людей путем засвидетельствования той истины, что каждая нация имеет право пользоваться естественными богатствами территории, на которой она проживает. Отказ Отто Шимка от участия и казни польского населения в деревне Махова не был демонстрацией, направленной на убеждение кого-либо; он был принят окружением как реализация определенной ценности, память же об этом засвидетельствовании ценности сыграла потом большую роль.
Главными пунктами анализа роли засвидетельствования является анализ переживаний свидетельствующих лиц, а также анализ переживаний лиц, принимающих это свидетельство. Засвидетельствование имеет место в основном тогда, когда свидетельствующий убежден в безусловной ценности того, о чем свидетельствует. Если уважение к другому человеку не является для кого-то важным само по себе, а является лишь средством достижения другой цели, то его засвидетельствование не будет сколько-нибудь убедительным. Подлинные человеческие намерения всегда обнаруживаются в различных деталях поведения. Поэтому, если кто-то совершает ненасильственные действия, а одновременно относится к ним лишь как к определенной технике политической борьбы, не уважая, например, своего противника, то тогда отсутствие хороших намерений обычно находит свое проявление в деятельности и меняет ее ход. Те, кто получил существенные результаты в ненасильственной деятельности, это в основном были люди, глубоко переживающие соответствующие ценности. М. Ганди и М.Л. Кинг на самом деле переживали уважение и любовь к каждому человеку.
Иной принципиальный установкой, обладание которой является еще одним условием успеха ненасильственных действий, является вера в принципиальную способность каждого человека переживать духовные ценности, в особенности же переживать ценность справедливого поведения, поведения полного уважения и снисходительности. Такой верой в людей обладали все лидеры, применяющие ненасильственные средства, и эта вера обосновывала деятельность, которая без нее могла оказаться бессмысленной.
Между прочим, именно эта вера создает познавательную ситуацию, соответствующую установке уважения к каждому человеку. Суть этой ситуации состоит в том, чтобы не превозносить себя над другими. Эту ситуацию можно охарактеризовать следующим образом: тот факт, что в настоящее время я переживаю определенные духовные ценности, которых не переживает другая сторона диалога, является случайным явлением. Вторая сторона в принципе способна переживать эти ценности, но она лишь находится в такой ситуации, которая создает затруднения в переживании этих ценностей. Возможно, что если бы я находился в аналогичной ситуации, я был бы еще хуже. И поэтому моей задачей является указать партнерам своим поведением на те ценности, которых они не замечают или просто не чувствуют.
Отсутствие внимания к духовным ценностям может иметь ступенчатый характер. Оно может быть выражено в большей или меньшей степени. Каждый человек иногда может забыться, и тогда нужно обратить его внимание на то, что он, например, отнесся к кому-то .несправедливо или же с недостаточным уважением. Но, с другой стороны, можно встретить и глубокое, серьезное равнодушие, основанное на специально с этой целью принятых теориях, говорящих, например, о меньшей ценности некоторых людей (связанной с их классовой или расовой принадлежностью). Такого рода равнодушие можно даже считать серьезным болезненным состоянием психики. Любые аргументы могут здесь оказаться бессильными. Если человек, охваченный определенной идеей, не позволяет себе ее критику, он всегда сумеет построить для себя необходимую оборонительную систему аргументов, и никакое засвидетельствование его не сможет переубедить. В таком случае вера в возможность завоевания такого лица равна почти что религиозной вере в чудеса. Это совсем не случайно, что все великие ненасильственные деятели были религиозными людьми.
Оценка степени равнодушия к ценностям нам кажется особенно важной в случае засвидетельствования, направленного на убеждение другой стороны диалога. Если кто-то предпринимает действия, имеющие демонстративный характер, он должен, конечно, задуматься над эффективностью своих убеждающих действий. Если какое-то действие как метод убеждения неэффективно, то тогда можно бы было отказаться от некоторых демонстративных элементов. Наблюдавшиеся в истории демонстративные ненасильственные действия только потому принесли серьезный результат, что они нашли соответствующим образом подготовленную почву. Успех мероприятий Ганди был вызван тем, что в Великобритании в течение XIX столетия значительно возросла восприимчивость к духовным проблемам общественной жизни. Жестокость капиталистической и колониальной эксплуатации, так же как и религиозная нетерпимость, во второй половине XIX века были сильно ограничены. Во времена Ганди Великобритания была подготовлена к тому, чтобы воспринять организованные им демонстрации как засвидетельствование ценностей. Кроме того, также и правящая в Великобритании группа находилась на соответствующем моральном уровне. Смело можно предположить, что в случае, если бы Великобританией правила тогда группа, похожая на гитлеровскую или сталинскую группу, то Ганди был бы довольно скоро убит, а его деятельность осмеяна его собственными, соответствующим образом подкупленными, псевдосторонниками. Нечто похожее можно сказать также и о США в период деятельности М.Л. Кинга. Американский народ и его правящая группа морально были подготовлены к восприятию ценностей, продемонстрированных запланированными Кингом мероприятиями.
Это не означает, что при власти Гитлера и Сталина не могли иметь место ненасильственные мероприятия. Они были возможны и они были, но они основывались на некоторых элементах гуманитаризма, скрытых в отдельных фрагментах этих систем. Например, в Дании и Норвегии существовал отчетливый элемент гуманитаризма в виде меньшей репрессивности гитлеровского господства и отсутствия плана истребления людей. И поэтому в Дании, Голландии и Норвегии было проще организовать мероприятия, которые в Польше были очень затруднены или невозможны. Тем не менее, и в самых худших условиях лагерей уничтожения возможны были ненасильственные мероприятия, воздействующие даже на наиболее деморализованные элементы лагерного персонала. Однако это воздействие должно было совершаться сугубо индивидуальным образом, приспособленным к ситуации и к психике тех, кто был предметом воздействия. Эффективность известных ненасильственных мероприятий по отношению к такого рода индивидам также была ограничена, но эти мероприятия вели все же к облегчению определенного репрессивного поведения.
Можно сказать, что на каждого человека можно воздействовать ненасильственным способом, однако для этого с данным человеком надо найти определенный непосредственный контакт, т.е. какой-то вид партнерского диалога. Люди, которые находятся на вершинах аппарата власти, обычно изолируются от общества и окружают себя такими людьми, которые их поддерживают и которые не в состоянии засвидетельствовать какие-либо другие ценности кроме тех, которые предпочитает аппарат власти. И поэтому те, кто мог бы засвидетельствовать духовные ценности, не имел просто доступа, например, к Гитлеру или Сталину и, как правило, обычно не имеет доступа к каким-либо лидерам государств или партий. Люди из верхов аппарата власти зачастую действуют в сфере определенных теоретических конструкций. Объекты их приказов являются для них абстрактными существами. Эти люди отмежевываются от мысли, что объекты их деятельности являются нормальными людьми, похожими на них или на членов их семей. Именно жизнь в сфере абстракций позволяет им приговаривать к уничтожению миллионы людей в соответствии с некоторым общим планом. С приговоренными таким образом людьми лидеры эти не имеют непосредственного контакта. В свою очередь, их исполнители живут в рамках теории о собственной безответственности за свои действия, поскольку они считают себя лишь исполнителями системы, которая не зависит от них и которой они не в состоянии противостоять. Не случайно, например, что только после смерти Сталина и ослабления веры во всемогущество системы насилия появилась возможность более широкого развития критицизма.
Известные из истории примеры ненасильственных мероприятий в гитлеровских или сталинских лагерях, конечно, не изменили всей структуры системы, но все же смягчили ее мелкие детали. Нелегко рационально запланировать, а тем более провести вообще какое-либо мероприятие, которое могло бы изменить всю продажную и деморализованную систему, пока не возникнут какие-то способствующие этому обстоятельства. Какое-либо широкомасштабное изменение может быть следствием согласованной деятельности какого-то большого социального общества. Маленькая группа в состоянии провести лишь местные или частичные изменения. Тем не менее такого рода изменения не лишены более широкого значения. Иногда эти изменения как свидетельство установок и примеры возможности изменения ситуации становятся началом процессов, которые в дальнейшем начинают преобразовывать большие структуры.
Можно сказать, что засвидетельствование ценности является основным видом нажима, применяемого ненасильственными деятелями. Для засвидетельствования ценности деятели ненасилия зачастую готовы преодолевать (в том числе и с помощью силы) барьеры ограничений, которые изолируют друг от друга тех, которые должны вступить в контакт на основе определенных ценностей.
Об идее ненасилия можно сказать, что для многих практикующих ее людей она является трудно достижимым моральным идеалом. Большинство людей, которые признают этот идеал, на практике приближаются к нему очень медленно. Выдающимся личностям, известным своими ненасильственными действиями, тоже не сразу удавалось вести себя в соответствии с этим идеалом. В массовом же движении очень редко бывает, чтобы все действующие лица вели себя в соответствии с ним. Такого рода поведение требует внутренней подготовки. М. Ганди, М.Л. Кинг, а также другие известные деятели движения ненасилия проводили внутреннюю подготовку к каждому своему мероприятию, часто включая в нее голодовку и внутреннюю дисциплину.
Основным элементом такой подготовки обычно было переживание уважения и любви к своему противнику, с которым в ходе ненасильственного действия надо было столкнуться. Само собой разумеется, что уважение или любовь к противнику не должны быть чем-то, что выделяло бы противника среди других людей. Всех людей надо уважать и любить, противник же является только одним из них. Все другие принципы, перечисляемые деятелями ненасилия, являются лишь конкретизацией этого общего принципа любви к ближнему. Вот несколько особых указаний, почерпнутых из инструкций, предназначенных для подготовки к ненасильственным действиям.
Человек, действующий ненасильственным методом:
—не действует лишь в защиту одних только собственных интересов. Он действует в защиту всего коллектива, в том числе также в защиту своего противника, с которым сталкивается;
—прежде всего защищает себя и своего противника от морального зла, лжи, фальши, ненависти, отсутствия уважения к другим и несправедливости, одних он защищает от унижения, других от их же собственного высокомерия;
—в первую очередь требует усилий от себя, а не от других людей. Он не начинает своей деятельности с требований и претензий, а с познания ситуации в целом и определения места, в котором он может что-то изменить собственными усилиями, в особенности же убедить других людей, что. они ведут себя неправильным образом;
—не старается подавить людей, которые по его мнению ведут себя неправильно, прежде всего он дает свое свидетельство ценности. Он не уничтожает и не унижает противника, а ищет для него такие пути выхода из конфликта, которые бы превратили его в бойца за справедливость и убедили его, что он также действует на пользу общественного блага;
—встретившись с отсутствием откровенности, злонамеренностью и коварностью противника, не отказывается от воздействия и не чувствует себя освобожденным от стремления к диалогу, он берет на себя тяжесть морального возрождения своего противника, выпрямления путей его жизни, открытия ему глаз на истину. Он старается достичь этого путем вмешательства в наиболее глубокие, психические переживания противника;
—наталкиваясь на полный отказ от участия в добром деле, признает тем не менее полный суверенитет своего противника. Он продолжает окружать его все таким же уважением и общечеловеческой любовью, отрицательные же последствия его решений воспринимает как новую объективную ситуацию, вызывающую обычно дальнейшие страдания.
Просвечивающий сквозь эти требования моральный идеал можно назвать моральной святостью. Он сочетает в себе интенсивное стремление к определенному будущему состоянию, которое обычно является целью запланированных социальных перемен с сознанием моральной ценности применяемых в этом стремлении средств. Таким образом, моральный идеал защищает себя от опасности отчуждения средств, т.е. от применения плохих средств для реализации хороших конечных целей. В связи с высокой степенью внутренних трудностей, присущих ненасильственных действиям, эти действия должны быть запланированы вплоть до мельчайших деталей. Массовое ненасильственное поведение требует того, чтобы заранее было предусмотрено почти каждое возможное поведение противника и определена собственная реакция на это поведение. Именно поэтому массовое ненасильственное поведение требует наряду с моральной позицией также и больших интеллектуальных усилий, социологического знания и психической интуиции, короче говоря, оно требует мудрости. С другой стороны, надо сказать, что ненасильственные действия формируют мудрость как действующих лиц, так и тех, на которых они воздействуют. Ненасильственное действие превращается в совместное достижение мудрости обеих сторон, переходящих от конфликта к совместному засвидетельствованию ценностей.
Лица, действующие ненасильственным методом, сами добровольно берут на себя труд засвидетельствования ценностей и последовательно его реализуют, но они никого не заставляют делать то же самое. Они заботятся о том, чтобы любое человеческое поведение было свободным поведением, чтобы люди не были вынуждены действовать под принуждением. Они лишь требуют последовательности как от себя, так и от других. Предпринимая какое-либо действие, нужно представить себе различные его последствия, а в том числе, и в особенности, возможные неприятные последствия для самого действующего лица. Говоря метафорически: за засвидетельствование ценностей часто приходится платить высокую цену, цену собственной жизни. Лицо, действующее ненасильственным методом, как правило, готово эту цену заплатить.
Ненасильственное действие было нами выше определено как неприменение насилия. Тем не менее, рассматривая способы и условия ненасильственных действий, мы отметили, что эти действия связаны с определенным моральным идеалом поведения в конфликте. Этот идеал заставляет действующее в защиту некоторого собственного блага лицо действовать ненасильственным образом, зачастую бескорыстно и даже проявлять готовность жертвовать собой ради других людей, с которыми это лицо не согласно и которые затрудняют достижение им определенного добра или даже разрушают его добро. Этот идеал является моральным последствием установки, которую можно назвать любовью к каждому человеку или уважением к каждому человеческому существу. Если я считаю, что каждый человек достоин уважения и любви, то я считаю, что он достоин уважения и любви также и в том случае, когда он выступает против меня.