Хрестоматия по

ФИЛОСОФИИ

УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ ДЛЯ ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ

Ответственные редакторы: доктор философских наук, профессор Кохановский В.П., доктор философских наук, профессор Яковлев В.П.

Ростов-на-Дону «Феникс»

1997

 

==1

 

==2

 

==3



Предисловие

Философия — особая область творчества. Она глубоко и органично сочетает в себе научно-теоретическое и ценностно-духовное отношение к миру. С последним обстоятельством связан интимно-личностный, исповедальный характер философских учений. Мировой исторический опыт философ преломляет через опыт своего народа, своей нации, через особенности своего индивидуального мировосприятия.

Философское знание есть знание не только о сущем, но и о должном — оно побуждает к определенному действию. Философия никогда не выступала апологетикой существующих общественных порядков. Напротив, она была их критикой. Критика наличного бытия и наличного сознания — центральная функция философии, вечного «возмутителя спокойствия» в человеческом мире. Здесь же кроется источник «нелюбви» власти к философии и философам, источник многих жизненных трагедий тех, кто взял на себя тяжелую ношу: говорить людям правду, какой бы она ни была.

Философия не терпит над собой диктата (церкви, государства, господствующей идеологии). Ничто так не противно ее духу, как унылое единообразие мысли. У каждого философа — свой мир, своя вселенная.

Но есть и общие законы жизни, законы духовного производства. В реальном контексте культуры формируются, складываются исторические типы философствования. Античная философия — созерцательна, как созерцательно все общественное сознание далекой, но и всегда близкой нам эры детства человечества. Философия средневекового общества — умозрительно-спекулятивна. Новое время вносит иной пафос и императив философской мысли — активного наступления человека на природу, целеустремленного преобразования окружающего мира. Но и он в наши дни уступает место другой парадигме — социально-экологической, ориентирующей род людской на более осторожную и взвешенную стратегию жизни: на гармоничное вхождение нашей цивилизации в ритмы Земли и космоса.

 

==4






ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагая читателю хрестоматию мировой философии, составители этого издания преследовали цель — передать словами великих философов основной смысл, главное содержание их систем и учений. Многообразие философских идей воспроизводит многомерность, многоцветие жизни. Но историческое и логическое в философии совпадают. Последовательность в рождении и становлении философских идей та же, что и последовательность логических процедур в лаборатории индивидуальной мысли.

Авторы-составители стремились ввести читатели в такую лабораторию, так как ценность философского знания — не только (и не столько) в готовых результатах и формулах, но именно в истории, т. е. в пути, которым шла и пришла к ним творческая мысль человека.

Если первое знакомство с первоисточниками вызовет у наших читателей интерес к более полному систематическому чтению философской литературы, авторы предлагаемого издания будут считать свой труд оправданным.

 

==5

00.htm - glava02
Раздел I







АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Фалес (ок. 624—547 г. до н. э.) считается основателем первой философской школы Древней Греции. Поскольку он, а также его ученики жили в ионийском городе Милете, эта философская школа называется Милетской. Фалес известен не только как философ, но и как политический деятель, ученый. В 585 г. до н. э. он предсказал солнечное затмение и прославился этим на всю Грецию. В античности Фалес считался одним из «семи мудрецов». Оригиналы работ философа до нас не дошли. О его взглядах мы узнаем из работ более поздних античных авторов.

Плутарх. По всей вероятности, в те времена [во времена Солона] мудрость одного только Фалеса вышла за границы практических нужд и пошла дальше них в умозрении (αεωρία), а остальные снискали имя «мудрецов» за свою политическую доблесть.

Аристотель. Из сказанного ясно, что мудрость (σοφία) есть знание и интуиция наиболее ценных по своей природе вещей. Поэтому Анаксагора, Фалеса и им подобных называют мудрыми (σοφοί), но не умными (φρόνιμοι), видя, что они игнорируют собственную выгоду, и говорят, что они знают нечто исключительное, изумительное, трудное и божественное, но бесполезное, ибо они ищут не человеческих благ.

Диоген Лаэртий (Лаэртский). После государственных дел он предался изучению природы. И согласно некоторым, не оставил ни одного сочинения... а согласно другим, написал только два: «О солнцевороте» и «О равноденствии», прочее сочтя непостижимым. По мнению некоторых, он первым занялся астрономией и предсказал солнечные затмения и солнцевороты.

По словам некоторых, он также первым сказал, что души бессмертны;

 

==6

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Аристотель и Гиппий говорят, что он наделял душой (ψυχή) даже неодушевленное, заключая (τεκμαιρόμενος) [о всеобщей одушевленности] по магнесийскому камню [магниту] и янтарю.

Началом всех вещей он полагал воду, а космос — одушевленным [~ живым, έμψυχος] и полным божественных сил (δαίμονες). Еще говорят, что он открыл времена года и разделил год] на триста шестьдесят пять дней. Наставников у него не было, за исключением жрецов, с которыми он общался во время путешествия в Египет.

Ипполит. Сообщают, что Фалес Милетский, один из семи мудрецов, первым принялся за философию природы. Он говорил, что начало и конец Вселенной — вода. Ибо все образуется из воды путем ее затвердевания [ — замерзания], а также испарения. Все плавает по воде, от чего происходят землетрясения, вихри и движения звезд. И все произрастает и течет в ладном согласии с природой предка-родоначальника, от которого все произошло. Богом он считал вот что: «То, у чего нет ни начала, ни конца».

Аристотель. Большинство первых философов полагали начала, относящиеся к разряду материи, единственными началами всех вещей: из чего все сущие [вещи] состоят, из чего, как из первого, они возникают и во что, как в последнее, они уничтожаются. .. это они полагают элементом и это — началом сущих [вещей].

Там же. Однако количество и вид (ε,ιδος) такого начала (αρχή) не все определяют одинаково. Так, Фалес, родоначальник такого рода философии, считает [материальное начало] водой (поэтому он и утверждал, что земля — на воде). Вероятно, он вывел это воззрение из наблюдения, что пища всех [существ] влажная и что тепло как таковое рождается из воды и живет за счет нее, а «то, из чего [все] возникает», — это, [по определению], и есть начало всех [вещей]. Вот почему он принял это воззрение, а также потому, что сперма всех [живых существ] имеет влажную природу, а начало и причина роста содержащих влагу [существ] — вода.

Цицерон. Фалес Милетский, который первым исследовал подобные [= теологические] вопросы, считал воду началом всех вещей, а бога — тем умом (mens = νους), который все создал из воды.

Аристотель. Некоторые говорят, что душа размешана во

 

==7

АНАКСИМАНДР

Вселенной. Вероятно, исходя из этого воззрения, Фалес полагал, что все полно богов.

Фрагменты ранних греческих философов. В 2 ч. Ч. I. М., 1989. С. 101, 107, 109, 114.

Анаксимандр (ок. 610—546 г. до н. э.) — ученик и последователь Фалеса. Сведений о его жизни немного. Известно, что Анаксимандр был разносторонним ученым, имел научные труды, в числе которых — трактат «О природе», посвященный натурфилософским вопросам. Из этого сочинения философа до нас дошел только один фрагмент.

О взглядах Анаксимандра свидетельствуют Диоген Лаэртий (III в.), Симпликий (IV в.) и другие философы древности.

Диоген Лаэртий. Анаксимандр, сын Праксиада, Милетец. Он утверждал, что начало и элемент — бесконечное (то άπειρον), не определяя [это бесконечное] как «воздух», «воду» или какой-нибудь другой определенный [элемент]; что части изменяются, а Целое [= универсум] неизменно.

Симпликий. Из полагающих одно движущееся и бесконечное (начало] Анаксимандр, преемник и ученик Фалеса, началом и элементом сущих [вещей] полагал бесконечное (то άπειρον), первым введя это имя начала. Этим [началом] он считает не воду и не какой-нибудь другой из так называемых элементов, но некую иную бесконечную природу, из которой рождаются небосводы [миры] и находящиеся в них космосы. Ясно, что подметив взаимопревращение четырех элементов, он не счел ни один из них достойным того, чтобы принять его за субстрат [остальных], но [признал субстратом] нечто иное, отличное от них. Возникновение он объясняет не инаковением [= качественным превращением] первоэлемента, но выделением противоположностей вследствие вечного движения.                                 ν

Аристотель. [Одни физики принимают одно первоначальное тело-субстрат и порождают из него остальные сгущением и разрежением.] А другие утверждают, что противоположности наличествуют в Одном и выделяются из него, как говорит Анаксимандр.

И ρ и н е и . Анаксимандр принял за начало неизмеримое (immensum), семенообразно содержащее в себе самом рождение

 

==8

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

всех вещей; из него, как он утверждает, состоят неисчислимые миры.

Псевдо-Плутарх. После него [Фалеса] Анаксимандр, товарищ Фалеса, сказал, что абсолютная причина возникновения и уничтожения Вселенной — бесконечное, из которого, по его словам, выделились небосводы (ουρανοί) и вообще все бесконечные космосы. Он утверждал, что совершается гибель [миров-небосводов], а намного раньше — [их] рождение, причем испокон бесконечного веку повторяется-по-кругу все одно и то же.

Симпликий. Анаксимандр, согражданин и ученик Фалеса... первым признал [первоэлемент] бесконечным, чтобы можно было воспользоваться его изобилием для [объяснения] возникновений. Как считают, он принимал бесконечные [по числу] космосы и каждый из космосов, по его мнению, [возникает].

Там же. С. 116, 117, 118, 123, 127.

Анаксимен (ок. 588—525 г. до н. э.) — третий по времени представитель Милетской школы, ученик Анаксимандра. Занимался астрономией и метеорологией. Из его натурфилософского сочинения «О природе» сохранился только один фрагмент.

Взгляды Анаксимена нам известны в оценках и свидетельствах других античных мыслителей.

Диоген Лаэртий. Анаксимен, сын Эвристрата, Милетец, был слушателем Анаксимандра (некоторые говорят, что он слушал и Парменида). Он считал началом воздух и бесконечное (то άπειρον). Светила, по его мнению, движутся не под Землей, но вокруг Земли.

Симпликий. Физические мнения: Анаксимен, который был учеником Анаксимандра, так же, как и он, полагает, что субстратная естественная субстанция одна и бесконечна, но в отличие от него [считает ее] не неопределенной, а [конкретно-] определенной, полагая ее воздухом. Сущностные различия он свел к разреженности и плотности. Разрежаясь, [воздух] становится огнем, сгущаясь — ветром, потом облаком, [сгустившись] еще больше — водой, потом землей, потом камнями, а из них — все остальное. Движение он, так же [как и Анаксимандр], полагает вечным и считает его причиной изменения.

Псевдо-Плутарх. Сообщают, что Анаксимен полагал началом всех вещей воздух. По протяженной величине он беско-

 

==9

ПАРМЕНИД

нечен, а по своим качествам определен. Все вещи рождаются путем некоего сгущения (πύκνωσις) и, наоборот, разрежения (άραιωσις) воздуха. Что касается движения, то оно существует испокон веку. Он говорит, что в процессе «валяния» [из] воздуха первой возникла Земля, весьма плоская, а потому вполне естественно, что она плавает по воздуху.

Мнения философов: Анаксимен утверждал, что начало сущих — воздух, ибо из него все рождается и в него вновь разлагается. «Как душа наша, — говорит он, — сущая воздухом, скрепляет нас воедино, так дыхание и воздух объемлют весь космос»

Ипполит. Анаксимен полагал, что начало — бесконечный воздух (αήρ άπειρος), из которого рождается то, что есть, что было и что будет, а также боги и божественные существа, а [все] прочие [вещи] — от его потомков. Свойство (ε,ιδος) воздуха таково: когда он предельно ровен [уравновешен, однородно-усреднен, ομαλός] то не-явлен взору, а обнаруживает себя, [когда становится] холодным, теплым, сырым и движущимся. Движется же он всегда, ибо если бы он не двигался, то все, что изменяется, не изменялось бы. Сгущаясь и разрежаясь, [воздух] приобретает видимые различия. Так, растекшись [~ рассеявшись] до более разреженного состояния, он становится огнем; в нейтральном [букв. «среднем, промежуточном»] состоянии возвращается к [природе] воздуха; по мере сгущения из воздуха путем «валяния» образуется облако, сгустившись еще больше, [он становится] водой, еще больше — землей, а достигнув предельной плотности — камнями. Таким образом, важнейшие [принципы] возникновения — противоположности: горячее и холодное.

Там же. С. 129, 130, 134.

Парменид (VI в. до н. э.) — основатель философской школы элеатов. Из знатного и богатого рода. В отличие от своего современника Гераклита, Парменид принимал активное участие в политической жизни.

Главное сочинение Парменида — философская поэма «О природе».

О взглядах Парменида говорят свидетельства античных авторов. Сохранилась почти полностью и вышеназванная поэма.

Диоген Лаэртий. Философия, по его словам, двояка: одна согласно истине, другая согласно мнению. Он тоже фило-

 

 

К оглавлению

==10

                                                                    Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

софствует в стихах, подобно Гесиоду, Ксенофану и Эмпедоклу. Критерием [истины] он считал разум (λόγος), а ощущения — недостоверными.. .

Александр Афрод.О Пармениде и его учении Теофраст в первой книге «О физике» говорит так: «Явившийся после него (он разумеет Ксенофана) Парменид, сын Пирета, элеец, пошел обоими путями: он и утверждает, что универсум вечен, и пытается истолковать генесис вещей. Воззрения его в обоих случаях не одинаковы· в соответствии с истиной он полагает универсум единым, невозникшим и шарообразным, а в соответствии с мнением толпы, для того чтобы истолковать генесис феноменального мира, полагает два начала: огонь и землю, одно как материю, другое как творящую причину»...

Псевдо-Плутарх. Он утверждает, что, согласно истине вещей, универсум вечен и неподвижен: по его словам, он един, единороден, незыблем и нерожден.

А возникновение (генесис) мнимо-сущих-согласно-ложномусубъективному-представлению, равно как и ощущения, он изгоняет из [сферы] истины. Он говорит, что если существует нечто помимо сущего [«того, что есть»], то оно не есть сущее [«то, что есть»]. Но не-сущего [«того, чего нет»] нет во всей целокупности вещей. Так он приходит к допущению, что сущее [«то, что есть»] не возникло [собств. «лишено генесиса»]...

Аристотель. Парменид же, судя по всему, высказывает более проницательные суждения. Он постулирует, что отличное от сущего [«того, что есть»] не-сущее — ничто, откуда, как он полагает, с необходимостью вытекает, что есть [только] одно — сущее [«то, что есть»] и ничего больше... Однако, вынуждаемый согласовать [теорию] с опытом [собств. «феноменами»] и полагая [поэтому], что [то, что есть], — одно согласно логосу, но множественно согласно чувственному восприятию, он, с другой стороны, полагает, что причин две и начал два: горячее и холодное, т. е. огонь и земля. Из них горячее он соотносит с сущим «тем, что есть»], а холодное — с не-сущим [«тем, чего нет»].

Секст Эмпирик. Отрицают же [движение] Парменид и Мелисс со своими последователями; Аристотель назвал их «остановщиками природы и бесприродниками»: остановщиками (στασιώται) от слова остановка (στάσις), а бесприродниками (αφύσικοι) — потому что, отрицая движение, они упразднили природу, которая, [по Аристотелю], есть источник движения.

Там же. С. 274—280.

 

==11

ЗЕНОН ЭЛЕИСКИИ

Парменид        

Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав, Что за пути изысканья единственно мыслить возможно. Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»: Это — путь Убежденья (которое Истине спутник).

Путь второй — что «не есть» и «не быть должно неизбежно»

Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна, Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся), Ни изъяснить...

Ибо мыслить — то же, что быть. Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать.

Но отврати свою мысль от сего пути изысканья, Да не побудит тебя на него многоопытный навык Оком бесцельным глазеть, и слушать ухом шумящим, И языком ощущать. Рассуди многоспорящий довод Разумом, мной приведенный. Один только путь остается; «Есть» гласящий; на нем — примет очень много различных, Что нерожденным должно оно быть и негибнущим также, Целым, единородным, бездрожным и совершенным. И не «было» оно, и не «будет», раз ныне все сразу «Есть», одно, сплошное. Не сыщешь ему ты рожденья.

Как может «быть потом» то, что есть, как могло бы «быть в

прошлом»? «Было» — значит не есть, не есть, если «некогда будет». Так угасло рожденье и без вести гибель пропала. И неделимо оно, коль скоро всецело подобно: Тут вот — не больше его ничуть, а там вот — не меньше, Что исключило бы сплошность, но все наполнено сущим. Все непрерывно тем самым: сомкнулось сущее с сущим. Но в границах великих оков оно неподвижно, Безначально и непрекратимо: рожденье и гибель Прочь отброшены — их отразил безошибочный довод.

То же самое — мысль и то, о чем мысль возникает, Ибо без бытия, о котором ее изрекают, Мысли тебе не найти. Ибо нет и не будет другого Сверх бытия ничего: Судьба его приковала Быть целокупным, недвижным.

Там же. С. 295—297.

Зенон Элейскии (ок. 490—ок.430 г. до н. э.) — ученик, а возможно, и приемный сын Парменида. О его жизни сведений немного. Известно, что философ героически погиб в борьбе с тиранией. Зенон был мастером эвристики (искусство спо-

 

==12

                                                                     Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

pa). Это свое искусство он использовал, желая посрамить тех, кто смеялся над учением Парменида из-за его несоответствия здравому смыслу. Выдвинутые им доводы о невозможности движения вошли в историю философии как апории, носящие имя философа.

Из сочинений Зенона сохранилось лишь несколько фрагментов.

О его взглядах можно судить по свидетельствам более поздних авторов.

Φ и л о π о н . Возражая тем, кто высмеивал воззрение его учителя Парменида, полагающее сущее одним, и выступая в защиту воззрения учителя, Зенон Элейский взялся доказать, что в реальности [букв. «среди сущих»] не может быть множества. Если есть множество, говорит он, то поскольку множество состоит из многих [собств. «более, чем одной»] единиц [генад], то по необходимости должно быть много [«более, чем одна»] единиц, из которых состоит множество. Стало быть, если мы покажем, что многих единиц быть не может, то ясно, что не может быть и множества, так как множество — из единиц. Если же множества быть не может, а между тем необходимо, чтобы было либо одно, либо множество, множества же быть не может, то остается, что есть одно. Каким же образом он доказывал, что не может быть много более чем одна] единиц? Так как допускающие множество удостоверяли это на основании очевидности (существует конь, человек и любая единичная вещь, совокупность которых составляет множество), Зенон, желая софистически опровергнуть очевидность, утверждал, что, если из этих вещей состоит множество, а множество — из единиц, следовательно, эти вещи — единицы. Стало быть, если мы покажем, что они не могут быть единицами, то ясно, что то, что кз них состоит, не будет множеством, коль скоро множество — из единиц. Доказывает он это так: Сократ, говорит он, которого вы считаете единицей, образующей наряду с другими единицами множество, не только «Сократ», но также «белый», «философ», «пузатый» и «курносый». Таким образом, тот же самый человек будет одним и многим. Однако тот же самый не может быть одним и многим, следовательно, Сократ не есть одно. И точно так же все прочие вещи, из которых, по вашим словам, состоит множество. Но раз не может быть много единиц, то ясно, что не может быть и множества. Если же сущее по необходимости должно быть либо одним, либо мно-

ЗЕНОН ЭЛЕЙСКИЙ                                                                                      

==13

гам, а между тем доказано, что оно не есть многое, так как нет многих единиц, то отсюда по необходимости следует, что [сущее] одно.

То же самое он доказывает [аргументом] от непрерывного. Допустим, что непрерывное — [нечто] одно. Но так как непрерывное делимо до бесконечности, то результат деления всякий раз можно будет разделить на большее число частей. А если так, то отсюда следует, что непрерывное множественно. Следовательно, то же самое будет одним и многим, что невозможно. Поэтому оно не может быть одним. Если же ничто непрерывное не есть одно, а между тем множество по необходимости может быть только в том случае, если оно состоит из единиц, то поскольку. следовательно, множества быть не может.

Симпликий. Так, показав сначала, что «если бы сущее «то, что есть»] не имело величины, то его бы и не было», он добавляет: «Если же есть, то необходимо, чтобы каждое имело некоторую величину и толщину и чтобы у него одно отстояло от другого. То же самое справедливо и о превосходящем [по величине сущем], ибо и оно тоже будет иметь величину, и его, [в свою очередь], превзойдет нечто еще. Все равно, сказать ли это один раз или повторять постоянно. Ибо ни одно такое [= превосходящее] его не окажется последним [~ крайней границей] и никогда не будет так, что одно не примыкает к другому. Таким образом, если есть много [сущих], они по необходимости должны быть [одновременно] и малыми и большими; малыми — настолько, чтобы не иметь величины, большими — настолько, чтобы быть бесконечными».

В одной из этих эпихерем он доказывает, что «если есть много [сущих], они и велики и малы: велики — настолько, что бесконечны по величине, а малы — настолько, что не имеют никакой величины». В ней он доказывает, что у чего нет совершенно ни величины, ни толщины, ни объема, того и вовсе нет.

«Ибо если прибавится к другому сущему, — говорит он, — то не сделает его ничуть больше: в самом деле, если величины у него нет никакой, но оно прибавилось [к сущему], [сущее] не может получить прирост по величине ни насколько. Уже отсюда следует, что прибавляемое ничто. Если же при убавлении [чегото] другое [сущее] не станет ничуть меньше, равно как и не возрастет при прибавлении [того же], то ясно, что как прибавленное, так и убавленное было ничем».

 

==14

                                                                     Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Зенон пишет дословно следующее: «Если есть много [сущих], их по необходимости должно быть ровно столько, сколько их есть, и не больше их самих, и не меньше. Если же их столько, сколько есть, то они конечны.

Если есть много [сущих], то сущие бесконечны [по числу], так как между сущими всегда есть другие [сущие], а между этих последних — опять другие [сущие]. Следовательно, сущие бесконечны». Так он доказал бесконечность [сущего] по числу посредством [аргумента] от дихотомии.

Диоген Лаэртий. Зенон упраздняет движение, говоря: «То, что движется, не движется ни в том месте, где оно есть, ни в том, где его нет».

Там же. С. 304-305, 313-314.

Аристотель. Есть четыре рассуждения Зенона о движении, доставляющие большие затруднения тем, кто пытается их разрешить. Первое — о несуществовании движения на том основании, что перемещающееся [тело] должно дойти до половины прежде, чем до конца. [...] Второе — так называемый «Ахиллес»: оно состоит в том, что самое медленное [существо] никогда не сможет быть настигнуто в беге самым быстрым, ибо преследующему необходимо прежде прийти в место, откуда уже двинулось убегающее, так что более медленное всегда должно будет на какое-то [расстояние] опережать [преследующего]. [...]

Третье состоит в том, что летящая стрела стоит неподвижно; оно вытекает из предположения, что время слагается из [отдельных] «теперь»; если это не признавать, силлогизма не получится.

Четвертое [рассуждение] относится к равным предметам, движущимся по ристалищу с противоположных сторон мимо равных [неподвижных] предметов: одни [движутся] с конца ристалища, другие от середины, имея равную скорость, откуда, по его мнению, получается, что половина времени равна ее двойному количеству.

Аристотель. Соч. В 4 т. Т. 3. M., 1981.С. 199—200.

Гераклит (ок. 520—ок. 460 г. до н. э.).

Родина философа — соседний с Милетом полис Эфес, и потому его называют Гераклитом Эфесским.

Гераклит происходил из царско-жреческого рода, власть

ГЕРАКЛИТ                                                                                                    

==15

которого была свергнута в Эфесе демократией. Передав сохранившиеся за ним функции жреца своему брату, Гераклит вел уединенную и бедную жизнь. Его сочинение «О природе» отличалось сложностью и аллегоричностью изложения, за что его прозвали «Темным». Из этого произведения сохранилось около 150 фрагментов.

О Гераклите свидетельствуют многие древние философы.

Учение о бытии

Диоген Лаэртий. Воззрения его в общих чертах таковы. Все состоит из огня и в огонь разлагается. Все происходит согласно судьбе, и все сущее слажено в гармонию через противообращенность. И все полно душ и божеств (демонов). [...]

Частности его учения таковы. Огонь — первоэлемент, и все вещи — обменный эквивалент огня — возникают из него путем разрежения и сгущения. Впрочем, ясно он не излагает ничего. Все возникает в силу противоположности, и все течет подобно реке. Вселенная конечна, и космос один. Рождается он из огня и снова сгорает дотла через определенные периоды времени, попеременно в течение совокупной вечности (эон), происходит же это согласно судьбе. Та из противоположностей, которая ведет к возникновению [космоса], называется войной и распрей, а та, что — к сгоранию (экпирозе) — согласием и миром, изменение — путем вверх-вниз, по которому и возникает космос. Сгущаясь, огонь увлажняется и„ сплачиваясь, становится водой; вода, затвердевая, превращается в землю: это путь вниз. Земля, в свою очередь, снова тает [ ~ плавится], из нее возникает вода, а из воды — все остальное; причины почти всех [этих] явлений он возводит к испарению из моря: это путь вверх.

Гераклит [полагает], что все [происходит] согласно судьбе, которая тождественна необходимости. Так, он пишет: «Ибо [все?] предопределено судьбой всецело». Гераклит сущностью судьбы полагал разум (логос), пронизывающий субстанцию Вселенной. Гераклит .. . [определял] судьбу как разум (логос), творящий все] вещи через [их] «бег-в-противоположные-стороны»

Климент Алекс. Гераклит Эфесский, который признавал, с одной стороны, некий вечный космос, с другой — подверженный уничтожению, знал, что [этот последний] космос в смысле диакосмезы не отличается от того, находящегося в определенном состоянии. (2) То, что он признавал вечным состоя-

 

==16

                                                                    Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

щий из всей субстанции особенный [= конкретный] космос, явствует из следующих его слов: «Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий». (3) О том же, что он признавал его возникшим и уничтожимым, свидетельствует нижеследующее: «Обращения огня: сначала — море; а [обращения] моря — наполовину земля, наполовину престер [«дутель»]. (4) Смысл его слов таков: под действием управляющего всем логоса и бога огонь превращается через воздух в жидкость, как бы семя упорядоченного космоса, которое он называет морем. Из него же, в свою очередь, возникают земля, и небо, и все, что заключено между ними (фр. 5У). А то, что [космос, по Гераклиту], вновь исчезает и подвергается экпирозе, с очевидностью явствует из следующего: «Море расточается [~ тратится] и восполняется до той же самой меры [λόγος], какая была прежде, нежели оно стало землей». То же самое он говорит и об остальных элементах.

Аристотель. Все утверждают, что Небо [= Вселенная] возникло, но при этом одни — что оно возникло вечным, другие — уничтожимым... а третьи — что оно попеременно находится то в одном, то в другом состоянии, [периодически] уничтожаясь, и что это продолжается вечно, как утверждают Эмпедокл из Акраганта и Гераклит из Эфеса.

Симпликий . Гераклит полагает некий срок и определенное время изменения космоса.

Диоген Лаэртий.И Гераклит говорит, что космос то обращается в огонь, то снова образуется из огня через определенные периоды времени, в следующих словах: «Мерно возгорающийся и мерно угасающий».

Симпликий. Возникшим и уничтожимым полагают единый космос те, кто утверждает, что он существует всегда, но не всегда один и тот же, а становящийся то одним, то другим, через определенные периоды времени, как, например, Анаксимен, Гераклит, Диоген [Аполлонийский] и впоследствии стоики.

По мере угасания огня все упорядочивается в космос. Гераклит [полагает богом] периодический вечный огонь.

Плутарх . «Под залог огня все вещи, — говорит Гераклит, — и огонь [под залог] всех вещей, словно как [под залог] золота — имущество и [под залог] имущества — золото»

Ε в с е в и и . Гераклит началом всех вещей полагал огонь, из

 

==17

ГЕРАКЛИТ

которого все возникает и в который все разлагается, ибо все вещи — возмещение , и предопределено время разложения всех вещей в огонь и их рождения из него.

Там же. С. 177, 201, 217—222.

Диалектика

Диоген Лаэртий. Все возникает в силу противоположности, и все течет подобно реке.

Псевдо-Аристотель. Вероятно, природа стремится к противоположностям и из них, а не из подобного создает согласие. [...] Вероятно, именно в этом смысл изречения Гераклита Темного: «Сопряжения: целое и нецелое, сходящееся расходящееся, созвучное несозвучное, из всего — одно, из одного — все».

Ипполит. Гераклит говорит, что все делимое неделимо, рожденное нерожденно, смертное бессмертно. Слово — Эон, Отец — Сын, Бог — справедливость: «Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно», — говорит Гераклит.

Ипполит . Гераклит укоряет их так: «Они не понимают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры».

Келье у Оригена, против Кельса ... [Келье] утверждает, что древние аллегорически говорят о некой божественной войне, приводя следующие слова Гераклита: «Должно знать, что война общепринята, что вражда — обычный порядок вещей (δίκη), и что все возникает через вражду и заимообразно [= «за счет другого»]».

Ипполит. Мы слышим, как он [= Гераклит] говорит о том, что Отец всего сущего — рожденный нерожденный, творения Творец: «Война (Полемос) — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других — свободными».

Плутарх. [Гераклит] говорит, что «Гомер, молясь о том, чтобы «вражда сгинула меж богами и меж людьми», сам того не ведая, накликает проклятье на рождение всех [существ]», ибо они рождаются в силу противоборства и противодействия.

Платон. Гераклит говорит где-то, что все движется и ничто не остается на месте, и, образно сравнивая сущее с течением  •^екят-^^иверйт-.-^тя^ааажды нельзя войти в одну и ту же реку. "'^Л-ОТЕКл!

P, l-'

':0 -^^есхого ι                   54848η

 

==18

                                                                    Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

С е н е к а . Именно об этом говорит Гераклит: «В ту же самую реку дважды входим и не входим». Имя реки остается, а вода утекла.

Иоанн Цец. Древнему Гераклиту Эфесскому было дано прозвище «Темный» за темноту его речей. Он говорит: «Холодное нагревается, горячее охлаждается, влажное сохнет, иссохшее орошается».

Ипполит.И грязное и чистое, говорит [Гераклит], одно и то же, и пригодное и непригодное для питья одно и то же. «Море, — говорит, — вода чистейшая и грязнейшая: рыбам — питьевая и спасительная, людям — негодная для питья и губительная».

Ипполит. [Гераклит] признает, что бессмертное смертно, а смертное бессмертно, в следующих словах: «Бессмертные смертны, смертные бессмертны, [одни] живут за счет смерти других, за счет жизни других умирают».

Марк Аврелий. Всегда помнить Гераклитово ... что «и с чем они в самом непрестанном общении {с логосом, управляющим всеми вещами}, с тем они в разладе», и с чем сталкиваются ежедневно, то им кажется незнакомым.

Климент Алекс. «Большинство [людей] не мыслят ~ воспринимают] вещи такими, какими встречают их [в опыте] и, узнав, не понимают, но воображают [~ грезят]», по словам славного Гераклита.

Ипполит. О том же, что [Всеобщий Отец] зрим и не сокрыт для людей, он говорит так: «Что можно видеть, слышать, узнать, то я предпочитаю», т. е. зримое незримому.



СекстЭмпирик. Изобличая чувственное восприятие, он Гераклит] говорит дословно следующее: «Глаза и уши — дурные свидетели для людей, если души у них варварские».

Секст Эмпирик.... Чуть ниже он [Гераклит] добавляет: «Поэтому должно следовать общему {ξυνός значит «общий»}, но хотя разум (логос) — общ, большинство [людей] живет так, как если бы у них был особенный рассудок (φρόνησις)».

Диоген Лаэртий.Он был высокомудрым, как никто, и всех презирал, как это явствует из его сочинения, где он говорит: «Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем».

С т о б е и . Изречение Гераклита [после 23 d'] : «Кто намерен говорить [= «изрекать свой логос»] с умом (ξύν νόφ), те должны

ПРОТАГОР

 

==19

 

крепко опираться на общее (ξυνφ) для всех, как граждане полиса — на закон, и даже гораздо крепче. Ибо все человеческие законы зависят от одного, божественного: он простирает свою власть так далеко, как только пожелает, и всему довлеет, и [все] превосходит».

С т о б е и . Изречение Гераклита: «Всем людям дано познавать самих себя и быть целомудренными».

С т о б е и . Изречение Гераклита: Целомудрие [ ~ самоограничение] — величайшая добродетель, мудрость же в том, чтобы говорить истину и действовать согласно природе, осознавая, о чем говорит и Гераклит: «Для бога все прекрасно и справедливо, люди же одно признали несправедливым, другое — справедливым».

Диоген Лаэртий.И даже Гераклит [был скептиком] : «Не будем наобум гадать о величайшем».

Келье. Другую [цитату из Гераклита]: «Взрослый муж слывет глупым у бога, как ребенок — у взрослого мужа».

Там же. С. 177, 198-201, 217-220.

Протагор (ок. 480—ок.410 г. до н. э.) — видный представитель старших софистов. Родился, как и Демокрит, в городе Абдеры, в качестве «учителя мудрости» разъезжал по всей Греции, часто бывал в Афинах. Здесь в 411 г. до н. э. Протагор был обвинен в атеизме, а его книга «О богах» публично сожжена. Из других его произведений сохранились незначительные фрагменты.

О его взглядах свидетельствуют более поздние авторы.

Протагор. Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют.

Секст. Протагор... мерой называет критерий, вещами же — дела (то, что делается); таким образом, он утверждает, что человек есть критерий всех дел: существующих, что они существуют, несуществующих, что они не существуют. И вследствие этого он принимает только то, что является каждому [отдельному человеку], и таким образом вводит [принцип] относительности...

[Протагор] говорит, что материя текуча и при течении ее беспрерывно происходят прибавления взамен убавлений ее и ощущения перестраиваются и изменяются в зависимости от возрастов и прочих телесных условий. Он говорит также, что причины всего того, что является, лежат в материи, так что материя, по-

 

К оглавлению

==20

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

скольку все зависит от нее самой, может быть всем, что только является всем [нам]. Люди же в различное время воспринимают по-разному, в зависимости от различий своих состояний. А именно тот, кто живет по природе, воспринимает то из заключающегося в материи, что может явиться живущим по природе, живущим же противоестественно — то, что [может являться] живущим противоестественно. И совершенно то же самое учение дается и в отношении возрастов, и относительно сна или бодрствования, и о каждом виде состояния [человека]. Итак, согласно его учению, критерием существующего является человек. Ибо все, что представляется людям, то и существует... Итак, мы видим: и [в своем учении] о текучести материи, и [в учении] о том, что причины всех явлений лежат в материи, он держится догматических взглядов.

Секст. [Протагор] говорил, что все продукты воображения и все мнения истинны и что истина принадлежит к тому, что относительно, вследствие того, что все явившееся или представившееся кому-нибудь существует непосредственно в отношении к нему.

Платон. [Протагор говорил], что мера всех вещей есть человек, то есть какими вещи являются мне, таковы они и суть для меня, а какими [они являются] тебе, таковы они для тебя.

Протагор. В самом деле, я утверждаю, что истина такова, как я ее описал; а именно [что] каждый из нас есть мера существующего и несуществующего. И действительно, бесконечно один [человек] от другого различается этим самым, так как для одного существует и является одно, для другого другое. Но я далек от того, чтобы не признавать мудрость и мудрого человека. Напротив, именно того я и называю мудрым, кто, если с кем-нибудь из нас случится кажущееся и действительное зло, сумеет превратить его в кажущееся и действительное добро. А я думаю, что [человека], имевшего в дурном (поврежденном) состоянии души соответствующие этому самому [состоянию] мнения, [то есть] дурные мнения, [вернувшееся к нему] хорошее состояние сделало имеющим иные таковые, [то есть хорошие, мнения]. Последние представления некоторые по незнанию называют истинными, я же признаю лишь одни мнения лучшими, чем другие, но отнюдь не более истинными.

Диоген Лаэртский. [Протагор] первый сказал, что о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу... И еще он говорил], что все истинно.

 

==21

ДЕМОКРИТ

Аристотель. Это есть «делать слабейшую речь сильнейшей». И поэтому справедливо вызывает негодование у людей объявление (профессия) Протагора. Ибо [его дело] есть ложь и не истина, но кажущееся правдоподобие, и [ему нет места] ни в одном искусстве, кроме как в риторике и эристике.

Протагор.О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать [это]: и неясность [вопроса], и краткость человеческой жизни.

Антология мировой философии. В 4 т. Т. 1. Ч. I. М., 1969. С. 316-318.

Демокрит (ок. 460—ок. 370 г. до н. э.), родом из Абдер, разработал атомистическую теорию. Он был учеником Левкиппа, разделить их учения весьма сложно, поскольку в доксографических источниках часто излагаются их общие воззрения. Что касается Левкиппа, то он, возможно, излагал свое учение устно, а по мнению ряда античных авторов, сочинения Левкиппа ошибочно приписывают Демокриту. Демокрит за свою долгую жизнь написал около 70 философских, естественнонаучных и математических трудов. Но его сочинения почти не сохранились. О взглядах философа свидетельствуют более поздние авторы.

Атомистика

Начала вселенной — атомы и пустота. Все же остальное существует лишь во мнении... Атомы не поддаются никакому воздействию, и они неизменны вследствие твердости...

Деление материи останавливается на атомах и не идет в бесконечность.

Атомы суть всевозможные маленькие тела, не имеющие качества, пустота же — некоторое место, в котором все эти тела в течение всей вечности, носясь вверх и вниз, или сплетаются каким-нибудь образом между собой или наталкиваются друг на друга и отскакивают, расходятся и сходятся снова между собой и также соединяются, и таким образом они производят и все прочие сложные тела и наши тела и их состояния и ощущения...

Все состоит из неделимых тел, последние же бесконечны числом и бесконечно разнообразны по формам; вещи же отличаются друг от друга неделимыми, из которых они состоят, их положением и порядком...

 

==22

                                                                    Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Атомы никоим образом не имеют тех качеств, которые присущи всем вообще чувственным предметам, — за исключением формы, величины... Ведь всякое качество изменяется, атомы же вовсе не изменяются, потому что при всяком разложении сложного всегда остается нечто неразложимое далее, нечто твердое...

Бесконечно многие по числу сущности неделимые и неразличимые, не имеющие притом внутренних качеств и не подвергающиеся внешнему воздействию, носятся рассеянные в пустом пространстве. Когда же они приблизятся друг к другу или столкнутся или сплетутся, то из образовавшихся таким образом скоплений их одно окажется водой, другое огнем, третье — растением, четвертое — человеком...

Атомы, т. е. неделимые вследствие твердости тела, носятся в бесконечном пустом пространстве, в котором вовсе нет ни верха, ни низа, ни середины, ни конца, ни края... вследствие столкновения они сцепляются друг с другом, из чего возникает все то, что есть и что ощущается...

Наше ощущение не в состоянии воспринять ни одной из лежащих рядом частиц вследствие их малости.

Демокрит в фрагментах и свидетельствах древности. М., 1935. С. 37, 41—47, 52.

Аристотель. Наиболее методически обо всем учили. Левкипп и Демокрит, а именно они приняли начало соответственно природе, какова она в действительности есть. Дело в том, что некоторые из древних полагали, будто бытие по необходимости едино и неподвижно. Ибо пустота не существует, движение же невозможно, если нет отдельно существующей пустоты, и, с другой стороны, нет многого, если нет того, что разделяет... Левкипп же полагал, что он обладает учениями, которые, будучи согласны с чувственным восприятием, не отрицают ни возникновения, ни уничтожения, ни движения, ни множественности сущего. Согласившись в этом с показаниями чувственных явлений, а с философами, принимавшими единое, — в том, что не может быть движения без пустоты, он говорит, что пустота — небытие и что небытие существует нисколько не менее, чем бытие. Ибо сущее в собственном смысле — абсолютно полное бытие. Таковое же не едино, но таковых сущих бесконечно много по числу, и они невидимы вследствие малости своих объемов. Они носятся в пустоте, [ибо пустота существует], и, соединяясь между собой, они производят возникновение, расторгаясь же — гибель. Где случится им соприкасаться, там они действуют сами

ДЕМОКРИТ                                                                                                

==23

и испытывают действие от других. Ибо там налицо не единое, [а множество отдельных сущих]. Складываясь и сплетаясь, они рождают [вещи]...

Ведь [если] существуют твердые [тела] в некотором количестве, то они [должны быть] неделимы: этого могло бы не быть только в том случае, если бы [в них] находились непрерывные (сплошные) поры. Но последнее немыслимо. Ибо [в последнем случае] не будет вовсе никакого твердого [тела], [не будет ничего], кроме пор, и все [будет пустота]. Итак, необходимо, чтобы соприкасающиеся [тела] были неделимы, промежутки же между ними — пусты; последние [Эмпедокл] и называет порами. Подобным же образом и Левкипп учит о действии и испытывании действия [от других].

Аристотель. Демокрит же и Левкипп говорят, что [все] прочее состоит из неделимых тел, последние же бесконечны числом и бесконечно разнообразны по формам; вещи же отличаются друг от друга [неделимыми], из которых они состоят, их положением и порядком... Ведь из одних и тех же [букв] возникает трагедия и комедия.

Цицерон. Ибо таковы бесстыдные утверждения Демокрита или еще раньше Левкиппа, будто существуют некоторые легкие тельца — одни шероховатые, другие круглые, третьи угловатые и крюкастые, четвертые закривленные и как бы внутрь загнутые, и из этих-то [телец] образовались небо и земля, причем это образование произошло по природе без всякого воздействия извне, но вследствие некоторого случайного стечения.

А э ц и и. Левкипп, Демокрит... Эпикур: атомов — бесконечное множество, пустота же беспредельна по величине.

Плутарх. Ведь чему учит Демокрит? Бесконечно многие по числу сущности, невидимые и неразличимые, не имеющие притом [внутренних] качеств и не подвергающиеся [внешнему] воздействию, носятся, рассеянные в пустом пространстве. Когда же они приблизятся друг к другу, или столкнутся, или сплетутся, то из [образовавшихся таким способом] скоплений их одно кажется водою, другое — огнем, третье — растением, четвертое — человеком. [В действительности же] все [это] есть неделимые формы (идеи), как он их называет, и, [кроме них], ничего иного нет. Ведь из небытия не бывает возникновения, и из сущего ничто не может возникнуть по той причине, что атомы вследствие своей твердости не способны ни испытывать воздействия, ни изменяться.

 

==24

 

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Ни одна вещь не возникает беспричинно, но все возникает на каком-нибудь основании и в силу необходимости.

Диоген Лаэртский. [Демокрит]: начало Вселенной — атомы и пустота... Миров бесчисленное множество, и они имеют начало и конец во времени. И ничто не возникает из небытия. И атомы бесчисленны по разнообразию величин и по множеству; носятся же они во Вселенной, кружась в вихре, и, таким образом рождается все сложное: огонь, вода, воздух, земля. Дело в том, что последние суть соединения некоторых атомов. Атомы же не поддаются никакому воздействию и неизменяемы вследствие твердости.

А э ц и и . Демокрит... [учил], что может быть атом размером с наш мир.

Диоген Лаэртский. Все совершается по необходимости, так как причиной возникновения всего является вихрь, который он называет необходимостью (ананке).

E в с е в и и Praep. evang. Демокрит из Абдеры... полагал, что искони в течение беспредельного времени все вообще — прошлое, настоящее и будущее — совершается в силу необходимости.

Аристотель. А именно некоторые недоумевают, есть ли случай] или нет. Ведь ничто не возникает случайно, говорят они, но есть какая-либо определенная причина у всего того, относительно чего мы говорим, что оно возникает само собой или случайно.

С т о б е и . В жизни мудреца случай играет незначительную роль, самое же важное и самое главное [в ней] ум устроил и постоянно в течение всей жизни устраивает и будет устраивать.

«Люди измыслили идол (образ) случая, чтобы пользоваться им как предлогом, прикрывающим их собственную нерассудительность. Ибо редко случай оказывает сопротивление разуму, чаще же всего в жизни мудрая проницательность направляет [к достижению поставленной цели]».

Дионисий. По крайней мере сам Демокрит, как утверждают, говорил, что он «предпочел бы найти одно причинное объяснение, нежели приобрести себе персидский престол».

Цицерон. [Демокрит] полагает, что «атомы»... носятся в бесконечном пустом пространстве, в котором вовсе нет ни верха, ни низа, ни середины, ни конца, ни края... Это движение атомов должно мыслить не имеющим начала, но существующим вечно. Аристотель. Они говорят, что движение существует благодаря пустоте. Ибо движение в пространстве они называют природой.

ДЕМОКРИТ

 

==25

 

ет

Симпликий. То есть физические первые и неделимые тела. Ибо они называли природой и говорили, что [эти тела] движутся в пространстве... А именно они говорили, что атомы «трясутся во всех направлениях». И они не только приписывают элементам первичное движение, но и исключительно лишь это движение, прочие же [виды движения приписываются ими] тем сложным телам], которые возникают из элементов. Ибо рост, гибель, изменение, возникновение и уничтожение, говорят они, бывают [лишь тогда], когда первотела соединяются и разъединяются.

Материалисты Древней Греции. М., 1955. С. 56—60, 62, 65— 67, 70-72.

Учение о познании

Г а л е н . «[Лишь] в общем мнении существует цвет, в мнении — сладкое, в мнении — горькое, в действительности же [существуют только] атомы и пустота». Так говорит Демокрит, полагая, что все ощущаемые качества возникают из соединения атомов, [существуя лишь] для нас, воспринимающих их, по природе же нет ничего ни белого, ни черного, ни желтого, ни красного, ни горького, ни сладкого. Дело в том, что «в общем мнении» у него] значит то же, что «согласно с общепринятым мнением» и «для нас», [а] не по природе самих вещей; природу же самих вещей он в свою очередь обозначает [выражением] «в действительности», сочинив термин от слова «действительное», что значит «истинное». Весь смысл самого [этого] учения должен быть таков. [Лишь] у людей признается что-либо белым, черным, сладким, горьким и всем прочим в этом роде, поистине же все есть «что» и «ничто». И это опять его собственные выражения, а именно он называл атомы «что», а пустоту — «ничто».

Диоген Лаэртский. Демокрит же, отрицая качества, говорит: «На самом же деле мы не знаем ничего, ибо истина скрыта в глубине (лежит на дне морском)».

Секст. В «Канонах» он говорит, что есть два вида познания, из коих познание посредством логического рассуждения он называет законным и приписывает ему достоверность в суждении об истине, познание же посредством ощущений он называет темным и отрицает пригодность его для распознания истины.

Секст. Говорит же [Демокрит] буквально следующее: «Есть два рода познания: один истинный, другой темный. К темному относятся все следующие [виды познания]: зрение, слух, обоня

 

==26

                                                                    Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ние, вкус, осязание. Что же касается истинного [познания], то оно совершенно отлично от первого». Затем, отдавая предпочтение истинному [познанию] перед темным, он прибавляет: «Когда темный [род познания] уже более не в состоянии ни видеть слишком малое, ни слышать, ни обонять, ни воспринимать вкусом, ни осязать, но исследование [должно проникнуть] до более тонкого, [недоступного уже чувственному восприятию], тогда на сцену выступает истинный [род познания], так как он в мышлении обладает более тонким познавательным органом».

Гиппократ. Над всем тем, что ускользает от взора очей, господствует умственный взор.

А э ц и и . Левкипп, Демокрит: ощущения и мысли суть изменения тела. Левкипп, Демокрит, Эпикур: ощущение и мышление возникают вследствие того, что приходят извне образы. Ибо никому не приходит ни одно [ощущение или мысль] без попадающего [в него] образа.

Аристотель. Неправильно учит Демокрит, что если бы промежуточной средой была пустота, то можно было бы отчетливо видеть муравья на небе.

Теофраст. Видение, по его мнению, возникает от отражения. О последнем он учит оригинально. А именно, [по его учению], отражение не прямо возникает в зрачке, но воздух, лежащий между глазом и видимым [предметом], получает отпечаток, сдавливаясь видимым и видящим. Дело в том, что от всего всегда происходит некоторое истечение. Затем воздух, став плотным и приняв иной цвет, отражается во влажной [части] глаз. Плотное не принимает [отражения], влажное же пропускает [его]. Поэтому влажные глаза для зрения лучше сухих. Если бы внешняя оболочка [глаза] была возможно более тонкой и возможно более плотной, внутренние же [части глаза] — как можно более мягкими, не заключающими в себе плотного и твердого мяса, но наполненными густой и тучной жидкостью, и жилки глаз были бы прямые и сухие, [тогда лучше всего происходил бы в глазах процесс] принимания форм, подобных отпечаткам [воздуха]. Дело в том, что каждая [вещь] наиболее познает вещи, однородные с нею.

Слух же он объясняет почти так же, как и прочие [философы]. А именно, попадая в пустоту, воздух совершает движение: помимо того что он одинаково входит во все тело, он особенно и наиболее [проникает] в уши, так как [здесь] он проходит через наибольшую пустоту и менее всего задерживается. Поэтому звук

ДЕМОКРИТ

 

==27

 

не ощущается в остальном теле, но только здесь, [в ушах]. Когда же [звук] возникает внутри, то [он тотчас] рассеивается вследствие быстроты [своего движения]. Ибо звук бывает, когда воздух сгущается и с силою входит [в уши]. И так, как он объясняет возникновение внешнего ощущения осязания, точно так же [он объясняет и возникновение] внутреннего (ощущения слуха).

Теофраст. Демокрит, приписывая форму каждому вкусу, считает сладкий вкус круглым и имеющим большую величину, кислый же — имеющим большую форму, шероховатым, многоугольным и некруглым. Острый [вкус] — соответственно его названию — острый по форме [составляющих его атомов], угловатый, согнутый, узкий и некруглый. Едкий [вкус] — круглый, тонкий, угловатый и кривой. Соленый [вкус] — угловатый, большой, согнутый и равнобедренный. Горький же — круглый, гладкий, имеющий кривизну, малый по величине. Жирный же —

узкий, круглый и малый.

Там же. С. 61, 76, 84-85, 88-90, 96, 97.

Этика

Епифаний.Он, [Демокрит], сказал, что есть единая цель у всего и что «хорошее расположение духа» есть самое лучшее, печали же являются границами дурного.

С т о б е и . «Желающий быть в хорошем расположении духа не должен браться за много дел ни в своей частной жизни, ни в общественной, и, что бы ни делал, он не должен стремиться делать] свыше своих сил и своей природы. Но, даже если счастье благоприятствует и, по-видимому, возносит на большую высоту, должно предусмотрительно отстраниться и не касаться того, что сверх силы. Ибо надлежащий достаток надежнее

чем избыток».

Диоген. [Демокрит] : Цель жизни — «хорошее расположение духа» (эвтюмия), которое не тождественно с удовольствием, как некоторые, не поняв как следует, истолковали, но такое состояние, при котором душа живет безмятежно и спокойно, не возмущаемая никаким страхом, ни боязнью демонов, ни какой-либо другой страстью.

С т о б е и . Граница между полезным и вредным есть удовольствие и неудовольствие.

Отказывайся от всякого удовольствия, которое не полезно.

С т о б е и . Должно знать, что жизнь человеческая и ничтожна и кратковременна, и что она сопряжена с многочисленными бедствиями и затруднениями, и потому нужно заботиться толь-

 

==28

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ко об умеренном приобретении материальных средств и главные усилия направить на действительно необходимое. С т о б е и . Счастье и несчастье — в душе. Не телесные силы и не деньги делают людей счастливыми, но правота и многосторонняя мудрость.

С т о б е и . Самое лучшее для человека проводить жизнь в наивозможно более радостном расположении духа и в наивозможно меньшей печали. А это может быть достигнуто, если делать свои удовольствия не зависящими от преходящих вещей.

Благородство домашнего скота состоит в хорошем качестве их тел, благородство же людей — в хорошем направлении их характера.

Порфирий. Жить дурно, неразумно, невоздержно и нечестиво — значит, говорил Демокрит, не плохо жить, но медленно умирать.

С т о б е и . «Благоразумен тот, кто не печалится о том, чего он не имеет, но радуется тому, что имеет».

С т о б е и . Его же: «Лучшим с точки зрения добродетели будет тот, кто побуждается к ней внутренним влечением и словесным убеждением, чем тот, кто [побуждается к ней] законом и силою. Ибо тот, кого удерживает от несправедливого [поступка] закон, способен тайно грешить, а тому, кто приводится к исполнению долга силою убеждения, не свойственно ни тайно, ни явно совершать что-нибудь преступное. Поэтому-то всякий, кто поступает правильно, с разумением и с сознанием, тот вместе с тем бывает мужественным и прямолинейным».

С т о б е и . Не говори и не делай ничего дурного, даже если ты наедине с собой. Учись гораздо более стыдиться самого себя, чем других.

Там же. С. 153—157.

Эпикур (ок. 342—270 г. до н. э.) — последний по времени представитель материалистической философии в Древней Греции, последователь и продолжатель атомистического учения Демокрита. Эпикур родился на о. Самое, где в 307 г. до н.э. основал собственную философскую школу «Сад Эпикура». Известно, что Эпикур создал множество произведений; его главный труд «О природе» состоял из 37 книг. Однако из всех произведений Эпикура до нас дошли только три письма, излагающие основные положения его учения, а также

ЭПИКУР

 

==29

 

небольшое сочинение, известное под названием «Главные мысли» и состоящее из афоризмов (всего около 40).

Атомистика

... Ничто не происходит из несуществующего: [если бы это было так, то] все происходило бы из всего, нисколько не нуждаясь в семенах. И если бы исчезающее погибало, [переходя] в несуществующее, то все вещи были бы уже погибшими, так как не было бы того, во что они разрешались бы. Далее, Вселенная всегда была такой, какова она теперь, и всегда будет такой, потому что нет ничего, во что она изменяется: ведь помимо Вселенной нет ничего, что могло бы войти в нее и произвести изменение.

Далее, Вселенная состоит из тел и пространства... В числе тел одни суть соединения, а другие — то, из чего образованы соединения. Эти последние неделимы и неизменяемы... Таким образом, необходимо, чтобы первоначала были неделимыми телесными природами [субстанциями].

Далее, и по количеству тел, и по величине пустоты [пустого пространства] Вселенная безгранична...

Кроме того, неделимые и полные тела, из которых образуются соединения и в которые они разрешаются, имеют необъятное число форм... И в каждой форме подобные атомы безграничны по числу, а различие форм в них не совсем безгранично, но только необъятно.

Атомы движутся непрерывно в течение вечности... Далее, атомы движутся с равной быстротой, когда они несутся через пустоту, если им ничто не противодействует. Ибо ни тяжелые атомы не будут нестись быстрее малых и легких, когда, конечно, ничто не встречается им; ни малые [не будут нестись быстрее] больших, имея везде удобный проход, когда и им ничто не будет противодействовать; также движение вверх или вбок вследствие ударов и движение вниз вследствие собственной тяжести не будет быстрее]... Истинно только все то, что мы наблюдаем чувствами или воспринимаем умом путем постижения...

Кроме того... возникновение образов происходит с быстротою мысли, ибо течение [атомов] с поверхности тел непрерывно, но его нельзя заметить посредством [наблюдения] уменьшения предметов] вследствие противоположного восполнения [телами того, что потеряно]. Течение образов сохраняет [в плотном теле] положение и порядок атомов на долгое время, хотя оно, [течение образов], иногда приходит в беспорядок...

 

К оглавлению

==30

                                                                    Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Далее, слышание происходит оттого, что некое течение несется от предмета, говорящего, или звучащего, или шумящего, или каким бы то ни было образом дающего чувство слуха...

Далее, следует думать, что атомы не обладают никаким свойством предметов, доступных чувственному восприятию, кроме формы, веса, величины и всех тех свойств, которые по необходимости соединены с формой. Ибо всякое свойство изменяется, а атомы нисколько не изменяются...

Далее, что касается формы, цвета, величины, тяжести и всего прочего, что говорится как о постоянных свойствах тела, присущих или всем телам, или видимым и познаваемым через чувственное восприятие этих свойств, то не следует думать ни того, что эти свойства суть самостоятельные сущности [независимые субстанции] — ведь это невозможно вообразить, — ни того, что они вовсе не существуют, ни того, что они суть какие-то другие бестелесные субстанции, присущие телу, ни того, что они суть части тела; но надо думать, что все тело хотя в целом обязано своим постоянным существованием всем этим свойствам, однако не в том смысле, что оно сложилось из этих свойств, снесенных вместе... но только, как я говорю, всем этим свойствам тело обязано своим постоянным существованием. Все эти свойства имеют свои специальные возможности быть познаваемыми и различаемыми [познаются отдельно и различаются], если только целое сопутствует им и никогда от них не отделяется, но вследствие совокупного представления свойств имеет название тела...

Далее, относительно движения небесных тел, их вращения, затмения, восхода, захода и тому подобных явлений не следует думать, что они произошли благодаря существу, которое ими распоряжается, приводит... их в порядок...

Вообще следует уяснить себе то, что главное смятение в человеческой душе происходит оттого, что люди считают небесные тела блаженными и бессмертными и вместе с тем думают, что они имеют желания, действия, мотивы, противоречащие этим свойствам... А безмятежность [атараксия] состоит в отрешении от всего этого и в постоянном памятований общих и важнейших принципов.

Поэтому надо относиться с вниманием к чувствам внутренним и внешним, которые у нас имеются... Ибо если мы будем относиться к этому с вниманием, то будем правильно определять причины, вызывающие смятение и страх, и, определяя причины

 

==31

ЭПИКУР

небесных явлений и остальных... случающихся факторов, мы устраним все, что крайне страшит отдельных людей.

Вот тебе, Геродот, изложение главнейших положений, касающихся природы общей системы в сокращенном виде...

Там же. С. 182-183, 189-192, 196.

Этика

Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило или прошло время для занятия философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или еще нет, или уже нет времени. Поэтому и юноше, и старцу следует заниматься философией: первому — для того, чтобы, старея, быть молоду благами вследствие благодарного воспоминания о прошедшем, а второму — для того, чтобы быть одновременно и молодым, и старым вследствие отсутствия страха перед будущим. Поэтому следует размышлять о том, что создает счастье, если действительно, когда оно есть, у нас все есть, а когда его нет, мы все делаем, чтобы его иметь.

[...] Да, боги существуют: познание их — факт очевидный. Но они не таковы, какими их представляет себе толпа, потому что толпа не сохраняет о них постоянно своего представления. верь, что бог — существо бессмертное и блаженное, согласно начертанному общему представлению о боге, и не приписывай ему ничего чуждого его бессмертию или несогласного с его блаженством; но представляй себе о боге все, что может сохранять его блаженство, соединенное с бессмертием...

Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения... Самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют.

... Мы имеем надобность в удовольствии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии. Поэтому-то мы и называем удовольствие началом и концом счастливой жизни.

... Когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель,

 

 

==32

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые, неправильно понимающие, но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог...

Начало всего этого и величайшее благо есть благоразумие. Поэтому благоразумие дороже даже философии. От благоразумия произошли все остальные добродетели; оно учит, что нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно...

Так вот, обдумывай это и тому подобное... и ты никогда. не придешь в смятение, а будешь жить, как бог среди людей. Да, совершенно не похож на смертное существо человек, живущий среди бессмертных благ!

Там же. С. 208—213.

Блаженное бессмертное [существо] и само не имеет хлопот беспокойств], и другому не причиняет их, так что оно не одержимо ни гневом, ни благоволением; все подобное находится в немощном.

Смерть не имеет никакого отношения к нам: ибо то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чувствует, не имеет никакого отношения к нам.

Предел величины удовольствий есть устранение всякого страдания. А где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания, или печали, или того и другого вместе.

Нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. А у кого этого нет, тот не живет разумно, нравственно и справедливо; а у кого нет последнего, тому нельзя жить приятно.

Никакое удовольствие не есть зло само по себе; но средства, производящие некоторые удовольствия, приносят беспокойства, во много раз превышающие удовольствия.

Нельзя разрушать страх относительно самых важных вещей, не зная природы вселенной, но подозревая истину в чем-нибудь из того, что рассказывается в мифах. Поэтому нельзя без изучения природы получать удовольствия без примеси [страха].

Хотя безопасность от людей достигается до некоторой степени благодаря некоторой силе, удаляющей [беспокоящих людей], и благосостоянию [богатству], — самой настоящей безопасность бывает благодаря тихой жизни и удалению от толпы.

 

==33

îî

ТИТ ЛУКРЕЦИЙ КАР

Из всего того, что мудрость доставляет себе для счастья всей жизни, самое важное есть обладание дружбой.

Желания бывают: одни — естественные и необходимые, другие — естественные, но не необходимые, третьи — не естественные и не необходимые, но происходящие от пустых мнений.

Там же. С. 213-216.

Тит Лукреций Кар (ок. 99—ок. 55 г. до н. э.) — древнеримский философ, поэт, просветитель. Сведений о его жизни почти нет. Вероятнее всего, он обучался в эпикурейской школе в Неаполе, им была написана философская поэма, которую после смерти автора отредактировал и издал Квинт Цицерон (брат знаменитого оратора и философа), позже она получила название «О природе вещей». В этой поэме излагаются основные положения философии Эпикура, тем самым Лукреций продолжил традицию греческого атомизма в римской философии.

О сущности высшей небес и богов собираюсь

Я рассуждать для тебя и вещей объясняю начала, Все, из которых творит, умножает, питает природа

И на которые все после гибели вновь разлагает.

Их, объясняя их суть, материей мы называем

И для вещей родовыми телами, обычно, а также

Их семенами вещей мы зовем и считаем телами

Мы изначальными, ибо началом всего они служат.

Не сомневаюсь я в том, что учения темные греков

Ясно в латинских стихах изложить затруднительно будет: Главное, к новым словам прибегать мне нередко придется При нищете языка и наличии новых понятий. Доблесть, однако, твоя и надежда с тобой насладиться Милою дружбой меня побуждает к тому, чтобы всякий Труд одолеть и без сна проводить за ним ясные ночи В поисках слов и стихов, которыми мне удалось бы Ум твой таким озарить блистающим светом, который Взорам твоим бы открыл глубоко сокровенные вещи. За основание тут мы берем положенье такое: Из ничего не творится ничто по божественной воле.

И оттого только страх всех смертных объемлет, что много

Видят явлений они на земле и на небе нередко, Коих причины никак усмотреть и понять не умеют, И полагают, что все это божьим веленьем творится.

Если же будем мы знать, что ничто не способно возникнуть

2. Хрестоматая по фвлософкк

 

==34

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Из ничего, то тогда мы гораздо яснее увидим

Наших заданий предмет: и откуда являются вещи, И каким образом все происходит без помощи свыше...

И возникают на свет и родятся все вещи оттуда, Где и материя есть и тела изначальные каждой, То потому и нельзя, чтобы все из всего нарождалось, Ибо отдельным вещам особые силы присущи...

Из ничего, словом, должно признать, ничто не родится, Ибо все вещи должны иметь семена, из которых

Выйти могли бы они и пробиться на воздух прозрачный...

Надо добави 1ь еще: на тела основные природа

Все разлагает опять и в ничто ничего не приводит.

Ибо, коль вещи во всех частях своих были бы смертны, То и внезапно из глаз исчезали б они, погибая...

Словом, не гибнет ничто, как будто совсем погибая, Так как природа всегда возрождает одно из другого

И ничему не дает без смерти другого родиться...

Всю, самое по себе, составляют природу две вещи: Это, во-первых, тела, во-вторых же, пустое пространство, Где пребывают они и где двигаться могут различно. Что существуют тела — непосредственно в том убеждает Здравый смысл; а когда мы ему доверяться не станем, То и не сможем совсем, не зная, на что положиться, Мы рассуждать о вещах каких-нибудь тайных и скрытых. Если ж пространства иль места, что мы пустотой называем, Не было б вовсе, тела не могли бы нигде находиться И не могли б никуда и двигаться также различно, Как я на это тебе указал уже несколько раньше. Кроме того, все то, что само по себе существует, Действует или само, иль подвержено действию будет, Иль будет там, где вещам находиться и двигаться можно. Действовать иль подвергаться воздействию тело лишь может, Быть же вместилищем тел может только пустое

пространство. Так что само по себе средь вещеИ оказаться не может, Вне пустоты и вне тел, какой-нибудь третьей природы, Иль ощутимой когда-либо помощью нашего чувства, Или такой, что она разуменью была бы доступна. Также и времени нет самого по себе, но предметы Сами ведут к ощущенью того, что в веках совершилось, Что происходит теперь и что воспоследует позже. И неизбежно признать, что никем ощущаться не может Время само по себе, вне движения тел и покоя. Существуют такие тела, что и плотны и вечны: Это — вещей семена и начала в учении нашем,

 

==35

ТИТ ЛУКРЕЦИИ КАР

То, из чего получился весь мир, существующий ныне. Прежде всего раз уж найдено здесь основное различье Между вещами двумя, по их двоякой природе, — Именно телом и местом, в котором все происходит, — То существуют они непременно вполне самобытно. Ибо, где есть пространство, что мы пустотой называем, Тела там нет, а везде, где только находится тело, Там оказаться никак не может пустого пространства. Если ж начальные плотны тела, если нет пустоты в них, Как я учил, то должны они вечными быть непременно. Если же, кроме того, не была бы материя вечной, То совершенно в ничто обратились давно бы все вещи, Из ничего бы тогда возрождалось и все, что мы видим. Но, раз уж я доказал, что ничто созидаться не может Из ничего и все то, что родилось, в ничто обращаться, Первоначалам должно быть присуще бессмертное тело, Чтобы все вещи могли при кончине на них разлагаться. Первоначала вещей, таким образом, просты и плотны. Иначе ведь не могли бы они, сохраняясь веками, От бесконечных времен и досель восстанавливать вещи. Но, несомненно, предел раздробленью известный положен, Так как мы видим, что вещь возрождается каждая снова, И установлен вещам сообразно с их родом предельный Срок, когда могут они достигнуть жизни расцвета. Надо добавить сюда еще то, что, хотя совершенно Плотны тела основные, однако вполне объяснимо, Как из них воздух, вода и земля, и огонь — все, что мягко, — Может возникнуть, какой созидается все это силой, Если в составе вещей пустоты заключается примесь. Если ж, напротив, вещей начала мягкими были б, Взяться откуда могли и твердый кремень, и железо, — Это нельзя объяснить, потому что тогда изначальных Всех оснований своих совершенно лишится природа. Значит, начала вещей в существе своем просты и плотны. Если ж должны мы признать, что нет ничего за Вселенной: Нет и краев у нее и нет ни конца, ни предела.

И безразлично, в какой ты находишься части Вселенной: Где бы ты ни был, везде, с того места, что ты занимаешь, Все бесконечной она остается во всех направленьях. И наконец, очевидно, что вещь ограничена вещью, Воздух вершинами гор отделяется, воздухом — холмы, Морю пределом — земля, а земле служит море границей, Но бесконечной всегда остается Вселенная в целом. Центра ведь нет нигде у Вселенной, раз ей никакого Нету конца...

 

==36

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

... Раз я доказал, что нет конца у пространства И распростерто оно повсюду, во всех направленьях, То неизбежно признать, что материи также предела Нет нигде, и она должна притекать отовсюду...

Если же думаешь ты, что стать неподвижно способны Первоначала вещей и затем возродить в них движенье, Бродишь от истины ты далеко в заблужденьи глубоком. Ведь, в пустоте находясь и витая по ней, неизбежно Первоначала вещей уносятся собственным весом Или толчками других. И часто, в движеньи столкнувшись Вместе, одни от других они в сторону прядают сразу. И удивляться нельзя: ведь они в высшей степени крепки, Плотны и вески, и вспять отскочить им ничто не мешает, Дабы ты лучше постиг, что тела основные мятутся. В вечном движеньи всегда, припомни, что дна никакого Нет у Вселенной нигде, и телам изначальным остаться Негде на месте, раз нет ни конца, ни предела пространству, Если безмерно оно и простерто во всех направленьях, Как я подробно уже доказал на основе разумной. Раз установлено так, то телам изначальным, конечно, Вовсе покоя нигде не дано в пустоте необъятной. Наоборот, непрерывно гонимые разным движеньем, Частью далеко они отлетают, столкнувшись друг с другом, Частью ж расходятся врозь на короткие лишь расстоянья. Первоначала вещей, как теперь ты легко убедишься, Лишь до известных границ разнородны бывают по формам. Если бы не было так, то тогда непременно иные Были б должны семена достигать величин необъятных. Не допускают они и значительной разницы в формах.

Первоначала вещей. Сходные между собой по своим однородным фигурам, Неисчислимы совсем. Ибо, если положены грани Разнице в формах, должны похожие первоначала Или бесчисленны быть, иль материи вся совокупность Будет конечною, что невозможно, как я доказал уже...

Лукреций. О природе вещей. М-, 1983. С. 28, 30—32, 34, 38— 42, 52-53, 55, 61-62, 71-73.

Платов (427—347 г. до н. э.) — крупнейший древнегреческий философ, основатель объективного идеализма. Родился в Афинах, в небогатой, но родовитой аристократической семье. Подлинное имя философа Аристокл; по преданию, он

 

ПЛАТОН

 

==37

 

получил прозвище «Платон» от своего учителя Сократа (погречески «platus» — полный, широкоплечий.

Платон оставил после себя большое рукописное наследие: 34 диалога, а также речь «Апология Сократа».

Диалектика

— Я по крайней мере думаю, что если изучение всех разобранных нами предметов доходит до установления их общности и родства и приводит к выводу относительно того, в каком именно отношении они друг к другу близки, то оно будет способствовать достижению поставленной нами цели, так что труд этот окажется небесполезным. В противном же случае он бесполезен.

— Мне тоже так кажется. Но ты говоришь об очень сложном деле, Сократ.

— Ты разумеешь вводную часть или что-нибудь другое? Разве мы не знаем, что все это лишь вступление к тому напеву, который надо усвоить? Ведь не считаешь же ты, что кто в этом силен, тот и искусный диалектик?

— Конечно, нет, клянусь Зевсом! Разве это очень немногие из тех, кого я встречал.

— А кто не в состоянии привести разумный довод или его воспринять, тот никогда не будет знать ничего из необходимых, по нашему мнению, знаний.

— Да, не иначе.

— Так вот, Главкон, это и есть тот самый напев, который выводит диалектика. Он умопостигаем, а между тем зрительная способность хотела бы его воспроизвести, но ведь ее попытки что-либо разглядеть обращены, как мы говорили, лишь на животных, как таковых, на звезды, как таковые, наконец на Солнце, как таковое. Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, он, минуя ощущения, посредством одного лишь разума, устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет сущность блага. Так он оказывается на самой вершине умопостигаемого, подобно тому как другой взошел на вершину зримого.

— Совершенно верно.

— Так что же? Не назовешь ли ты этот путь диалектическим?

— И дальше?

— Это будет освобождением от оков, поворотом от теней к образам и свету, подъемом из подземелья к Солнцу. Если же и

 

==38

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

 

тогда будет невозможно глядеть на живые существа, растения и на Солнце, все же лучше смотреть на божественные отражения в воде и на тени сущего, чем на тени образов, созданные источником света, который сам не более как тень в сравнении с Солнцем. Взятое в целом, занятие теми науками, о которых мы говорили, дает эту возможность и ведет прекраснейшее начало нашей душе ввысь, к созерцанию самого совершенного в существующем, подобно тому как в первом случае самое отчетливое из ощущений, свойственное нашему телу, направлено на самое яркое в теловидной и зримой области.

— Я допускаю, что это так, хотя допустить это мне кажется очень трудным; с другой стороны, трудно это и не принять. Впрочем (ведь не только сейчас об этом речь, придется еще не раз к этому возвращаться), допустив, что дело обстоит так, как сейчас было сказано, давай перейдем к самому напеву и разберем его таким образом, как мы разбирали это вступление.

Скажи, чем отличается эта способность рассуждать, из каких видов она состоит и каковы ведущие к ней пути? Они, видимо, приводят к цели, достижение которой было бы словно отдохновением для путника и завершением его странствий.

— Милый мой Главкон, у тебя еще пока не хватит силы следовать за мной, хотя с моей стороны нет недостатка в готовности. А ведь ты увидел бы уже не образ того, о чем мы говорим, а самое истину, по крайней мере как она мне представляется. Действительно ли так обстоит или нет — на это не стоит пока напирать. Но вот увидеть нечто подобное непременно надо — на этом следует настаивать. Не так ли?

— И что же дальше?

— Надо настаивать и на том, что только способность рассуждать может показать человеку сведущему в разобранных нами теперь науках, иначе же это никак не возможно.

— Стоит утверждать и это.

— Никто не докажет нам, будто можно сделать попытку каким-нибудь иным путем последовательно охватить все, то есть сущность любой вещи: ведь все другие способы исследования либо имеют отношение к человеческим мнениям и вожделениям, либо направлены на возникновение и сочетание того, что растет и сочетается. Что касается остальных наук, которые, как мы говорили, пытаются постичь хоть что-нибудь из бытия (речь идет о геометрии и тех науках, которые следуют за ней), то им невозможно его увидеть, пока они, пользуясь своими предполо-

ΠΛΑΤΟΗ

 

==39

 

жениями, будут сохранять их незыблемыми и не отдавать себе в них отчета. У кого началом служит то, чего он не знает, а заключение и середина состоят из того, что нельзя сплести воедино, может ли подобного рода несогласованность когда-либо стать

знанием?

— Никогда.

— Значит, в этом отношении лишь диалектический метод придерживается правильного пути; отбрасывая предположения, он потихоньку высвобождает, словно из какой-то варварской грязи, зарывшийся туда взор души и направляет его ввысь, пользуясь в качестве помощников и путчиков теми искусствами, которые мы разобрали. По привычке мы не раз называли их науками, но тут требовалось бы другое название, потому что приемы эти не столь очевидны, как науки, хотя и более отчетливы, чем мнение. А сам рассудок мы уже определили прежде. Впрочем, по-моему, нечего спорить о названии, когда предмет рассмотрения столь значителен, как сейчас у нас.

Да, не стоит, лишь бы только название ясно выражало, что под этим подразумевается.

— Тогда нас удовлетворят, как и раньше, следующие названия: первый раздел — познание, второй — рассуждение, третий — вера,четвертый — уподобление. Оба последних, вместе взятые, составляют мнение, оба первых — мышление. Мнение относится к становлению, мышление — к сущности. И как сущность относится к становлению, так мышление — к мнению. А как мышление относится к мнению, так познание относится к вере, а рассуждение — к уподоблению. Разделение же на две области — того, что мы мним, и того, что мы постигаем умом, — и соответствие этих обозначений тем предметам, к которым они относятся, мы оставим за тобой, Главкон, в стороне, чтобы избежать рассуждений, еще во много раз более длинных, чем уже проделаны.

— Но я согласен и с остальным, насколько я в силах за тобой

следить.

— Конечно, ты называешь диалектиком того, кому доступно доказательство сущности каждой вещи. Если кто этого лишен, то насколько он не может дать отчета ни себе ни другому, настолько же, скажешь ты, у него и ума не хватит для этого.

— Как этого не сказать!

— Точно так же обстоит дело и относительно блага. Кто не в силах с помощью доказательства определить идею блага, выделив ее из всего остального, кто не идет, словно на поле битвы,

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

 

К оглавлению

==40

сквозь все препятствия, стремясь к опровержению, основанному не на мнении, а на понимании сущности, кто не продвигается через все это вперед с непоколебимой уверенностью, — про того, раз он таков, ты скажешь, что ему не ведомо ни само благо, ни какое бы то ни было благо вообще, а если он" и прикоснется каким-либо путем к призраку блага, то лишь при помощи мнения, а не знания. Такой человек проводит нынешнюю свою жизнь в спячке и сновидениях, и, прежде чем здесь он пробудится, он, придя в Аид, окончательно погрузится в сон.

— Клянусь Зевсом, я решительно стану утверждать все это...

— Так не кажется ли тебе, что диалектика у нас будет подобна карнизу, венчающему все знание, и было бы неправильно ставить какое-либо иное знание выше нее, ведь она вершина их всех.

— По-моему, это так.

— Тебе остается только распределить, кому мы будем сообщать эти познания и каким образом.

— Очевидно.

Платон. Соч. В 3 т., М., 1971. Т. 3. Ч. I. С. 343-347.

Учение об идеях

— После этого, — сказал я, — ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию... посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная — глянь-ка — невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

— Это я себе представляю.

— Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

— Странный ты рисуешь образ и странных узников!

— Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, на-

ΠΛΑΤΟΗ

 

==41

 

ходясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

— Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

— А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

— То есть?

— Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

— Непременно так.

— Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?

— Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

— Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.

— Это совершенно неизбежно.

— Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.

Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

~ Конечно, он так подумает.

— А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

— Да, это так.

 

==42

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

— Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.

— Да, так сразу он этого бы не смог.

— Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем — на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом — на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.

— Несомненно.

— И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах.

— Конечно, ему это станет доступно.

— И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.

— Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений.

— Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?

— И даже очень.

— А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен^ Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы терпеть что

ПЛАТОН                                                                                                      

==43

угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?

— Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так.

— Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?

— Конечно

— А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут — а на это потребовалось бы немалое время, — разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

— Непременно убили бы.

— Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, — это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль — коль скоро ты стремишься ее узнать, — а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага — это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она — причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама — владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.

— Я согласен с тобой, насколько мне это доступно.

— Тогда будь со мной заодно еще вот в чем: не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь Да это и естественно, поскольку соответствует нарисованной выше картине.

— Да, естественно.

Там же С 321—325

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

 

==44

Кто, наставляемый на пути любви, будет в правильном порядке созерцать прекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительно прекрасное по природе, то самое, Сократ, ради чего и были предприняты все предшествующие труды, — нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом, будь то животное. Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе, всегда в самом себе единообразное; все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает. И тот, кто благодаря правильной любви к юношам поднялся над отдельными разновидностями прекрасного и начал постигать само

прекрасное, тот, пожалуй, почти у цели.

Там же. Т. 2. С. 142.

Я хочу показать тебе тот вид причины, который я исследовал, и вот я снова возвращаюсь к уже сто раз слышанному и с него начинаю, полагая в основу, что существует прекрасное само по себе, и благое, и великое, и все прочее. Если ты согласишься со мною и признаешь, что так оно и есть, я надеюсь, это позволит мне открыть и показать тебе причину бессмертия души...

... и, если мне говорят, что такая-то вещь прекрасна либо ярким своим цветом, либо очертаниями, либо еще чем-нибудь в таком же роде, я отметаю все эти объяснения, они только сбивают меня с толку. Просто, без затей, может быть даже слишком бесхитростно, я держусь единственного объяснения: ничто иное не делает вещь прекрасною, кроме присутствия прекрасного самого по себе или общности с ним. Я не стану далее это развивать, я настаиваю лишь на том, что все прекрасные вещи становятся прекрасными через прекрасное [само по себе].

Там же. С. 70—71.

Учение о душе

Ведь каждое тело, движимое извне, — неодушевлено, а движимое изнутри, из самого себя — одушевлено, потому что такова природа души. Если это так и то, что движет само себя, есть

ПЛАТОН

 

==45

 

не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна.

Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего. У богов и кони и возничие все благородны и происходят от благородных, а у остальных они смешанного происхождения. Во-первых, этот возничий правит упряжкой, а затем и кони-то у него — один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь — его противоположность и предки его — иные. Неизбежно, что править нами — дело тяжкое и докучное.

Попробуем сказать и о том, как произошло название смертного и бессмертного существа. Всякая душа ведает всем неодушевленным, распространяется же она по всему небу, принимая порой разные образы. [Будучи совершенной и окрыленной, она парит в вышине и правит миром, если же она теряет крылья, то носится, пока не натолкнется на что-нибудь твердое, — тогда она вселяется туда], получив земное тело, которое благодаря ее силе кажется движущимся само собой; [а все вместе, то есть сопряжение души и тела, получило прозвание смертного].

Закон же Адрастеи таков: душа, ставшая спутницей бога и увидевшая хоть частицу истины, будет благополучна вплоть до следующего кругооборота, и, если она в состоянии совершать это всегда, она всегда будет невредимой. Когда же она не будет в силах сопутствовать и видеть, но, постигнутая какой-нибудь случайностью, исполнится забвения и зла и отяжелеет, а отяжелев, утратит крылья и падет на землю, тогда есть закон, чтобы при первом рождении не вселялась она ни в какое живое существо. Душа, видевшая всего больше, попадает в плод будущего поклонника мудрости и красоты или человека, преданного Музам и любви; вторая за ней — в плод царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять; третья — в плод государственного деятеля, хозяина, добытчика; четвертая — в плод человека, усердно занимающегося упражнением или врачеванием тела; пятая по порядку будет вести жизнь прорицателя или человека, причастного к таинствам; шестой пристанет подвизаться в поэзии или другой какой-либо области подражания; седьмой — быть ремесленником или земледельцем; восьмая будет софистом или демагогом; девятая — тираном. Во всех этих призваниях тот, кто проживет, соблюдая справедливость, получит лучшую долю, а кто ее нарушит — худшую.

Но туда, откуда она пришла, никакая душа не возвращается в

 

==46

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

продолжение десяти тысяч лет — ведь она не окрылится раньше этого срока, за исключением души человека, искренне возлюбившего мудрость или сочетавшего любовь к ней с влюбленностью в юношей: эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, если три раза подряд изберут для себя такой образ жизни, и на трехтысячный год отходят. Остальные же по окончании своей первой жизни подвергаются суду, а после приговора суда одни отбывают наказание, сошедши в подземные темницы, другие же, кого Дике облегчила от груза и подняла в некую область неба, ведут жизнь соответственно той, какую они прожили в человеческом образе. На тысячный год и те и другие являются, чтобы получить себе новый удел и выбрать себе вторую жизнь — кто какую захочет. Тут и жизнь животного может получить человеческая душа, а из того животного, что было когда-то человеком, душа может снова вселиться в человека: но душа, никогда не видавшая истины, не примет такого образа, ведь человек должен постигать [ее] в соответствии с идеей, исходящей от многих чувственных восприятий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия. Поэтому по справедливости окрыляется только разум философа: у него всегда по мере его сил память обращена на то, чем божествен бог. Только человек, правильно пользующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным.

Там же. С. 181-182, 184-185.

— Мы не без основания признаем двойственными и отличными друг от друга эти начала: одно из них, с помощью которого человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения и наслаждений.

— Признать это было бы не только обоснованно, но и естественно.

— Так пусть у нас будут разграничены эти два присущих душе вида. Что же касается ярости духа, отчего мы и бываем гневливы, то составляет ли это третий вид, или вид этот однороден с одним из тех двух?

ПЛАТОН

 

==47

 

— Пожалуй, он однороден со вторым, то есть вожделеющим, видом.



... на многих ... примерах мы замечаем, как человек, одолеваемый вожделениями вопреки способности рассуждать, бранит сам себя и гневается на этих поселившихся в нем насильников. Гнев такого человека становится союзником его разуму в этой распре, которая идет словно лишь между двумя сторонами.

... о яростном духе у нас сейчас составилось представление, противоположное недавнему. Раньше мы его связывали с вожделеющим началом, а теперь находим, что это вовсе не так, потому что при распре, которая происходит в душе человека, яростное начало поднимает оружие за начало разумное.

— Безусловно.

— Так отличается ли оно от него, или это только некий вид разумного начала, и выходит, что в душе существуют всего два вида [начал] : разумное и вожделеющее? Или как в государстве три рода начал, его составляющих: деловое, защитное, совещательное, так и в душе есть тоже третье начало — яростный дух? По природе своей оно служит защитником разумного начала, если не испорчено дурным воспитанием.

— Непременно должно быть и третье начало.

Там же. Т. 3. Ч. I. С. 233—235.

Учение о знании и познании

А раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, — люди называют это познанием, — самому найти и все остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать и познавать — это как раз и значит припоминать.

Сократ. Ну, как по твоему, Менон? Сказал он в ответ хоть что-нибудь, что не было бы его собственным мнением?

Менон. Нет, все его собственные.

Сократ. А ведь он ничего не знал, мы сами говорили об этом только что.

 

==48

 

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

M е н о н . Твоя правда.

Сократ. Значит, эти мнения были в нем самом, не так ли? M е н о н . Так.

Сократ. Получается, что в человеке, который не знает чего-нибудь, живут верные мнения насчет того, чего он не знает? M е н о н . Видимо, так.

Сократ. Теперь эти мнения зашевелились в нем, словно сны. А если бы его стали часто и по-разному спрашивать о том же самом, будь уверен, он в конце концов ничуть не хуже других приобрел бы на этот счет точные знания, M е н о н . Как видно, приобрел бы.

Сократ. При этом он все узнает, хотя его будут не учить, а только спрашивать, и знания он найдет в самом себе? M е н о н . Ну да.

С о к p а т . А ведь найти знания в самом себе — это и значит припомнить, не так ли?

M е н о н . Конечно.

Сократ. Значит, то знание, которое у него есть сейчас, он либо когда-то приобрел, либо оно всегда у него было? Me нон. Да.

Сократ . Если оно всегда у него было, значит, он всегда был знающим, а если он его когда-либо приобрел, то уж никак не в нынешней жизни. Не приобщил же его кто-нибудь к геометрии? Ведь тогда его обучили бы всей геометрии, да и прочим наукам. Но разве его кто-нибудь обучал всему? Тебе это следует

знать хотя бы потому, что он родился и воспитывался у тебя в доме.

M е н о н . Да я отлично знаю, что никто его ничему не учил. Сократ . А все-таки есть у него эти мнения или нет? M е н о н . Само собой, есть, Сократ, ведь это очевидно. Сократ. А если он приобрел их не в нынешне-й жизни, то

разве не ясно, что они появились у него в какие-то иные времена, когда он и выучился [всему]? M е н о н . И это очевидно.

Сократ. Не в те ли времена, когда он не был человеком? M е н о н . В те самые.

С о к p а т . А поскольку и в то время, когда он уже человек, и тогда, когда он им еще не был, в нем должны жить истинные мнения, которые, если их разбудить вопросами, становятся знаниями, — не все ли время будет сведущей его душа? Ведь ясно, что он все время либо человек, либо не человек.

ПЛАТОН

 

==49

 

M е н о н . Разумеется.

Сократ. Так если правда обо всем сущем живет у нас в душе, а сама душа бессмертна, то не следует ли нам смело пускаться в поиски и припоминать то, чего мы сейчас не знаем, то

есть не помним?

Там же. Т. 1.С. 384-385, 391-393^

Тело наполняет нас желаниями, страстями, страхами и такой массою всевозможных вздорных призраков, что, верьте слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно о чем бы то ни было поразмыслить!

... у нас есть неоспоримые доказательства, что достигнуть чистого знания чего бы то ни было мы не можем иначе как отрешившись от тела и созерцая вещи сами по себе самою по себе душой. Тогда, конечно, у нас будет то, к чему мы стремимся с пылом влюбленных, а именно разум, но только после смерти, как обнаруживает наше рассуждение, при жизни же — никоим образом. Ибо если, не расставшись с телом, невозможно достичь чистого знания, то одно из двух: или знание вообще недостижимо, или же — только после смерти. Ну, конечно, ведь только тогда, и никак не раньше, душа остается сама по себе, без тела. А пока мы живы, мы тогда, по-видимому, будем ближе всего к знанию, когда как можно больше ограничим свою связь с телом и не будем заражены его природою, но сохраним себя в чистоте

до той поры, пока сам бог нас не освободит.

Там же. Т. 2. С. 25.

Учение об обществе и государстве

— Государство, — сказал я, — возникает, как я полагаю, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но нуждается еще во многом. Или ты приписываешь начало общества чему-либо иному?

— Нет, ничему иному.

— Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства, не правда ли?

Ясно, что оно мудро, мужественно, рассудительно и справедливо.

 

К оглавлению

==50

                                                                    Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ



— И прежде всего, по-моему, вполне очевидна его мудрость, хотя дело с ней представляется несколько странным.

Государство, основанное согласно природе, всецело было бы мудрым благодаря совсем небольшой части населения, которая стоит во главе и управляет, и ее знанию. И по-видимому, от природы в очень малом числе встречаются люди, подходящие, чтобы обладать этим знанием, которое одно лишь из всех остальных видов знания заслуживает имя мудрости.

— Ты совершенно прав.

— Вот мы и нашли, уж и не знаю каким это образом, одно из четырех свойств нашего государства — и как таковое, и место его в государстве.

— Мне по крайней мере кажется, что мы его достаточно разъяснили.

— Что же касается мужества — каково оно само и где ему место в государстве (отчего и называют государство мужественным) — это не так уж трудно заметить.

— А именно?

— Называя государство робким или мужественным, кто же обратит внимание на что-нибудь иное, кроме той части его граждан, которые воюют и сражаются за него?

— Ни один человек не станет смотреть ни на что иное.

— Ведь, думается мне, по остальным его гражданам, будь они трусливы или мужественны, нельзя заключать, что государство такое, а не иное.

— Нельзя.

— Мужественным государство бывает лишь благодаря какой-то одной своей части — благодаря тому, что в этой своей части оно обладает силой, постоянно сохраняющей то мнение об опасностях — а именно, что они заключаются в том-то и том-то, — которое внушил ей законодатель путем воспитания.

Остается рассмотреть еще два свойства нашего государства: рассудительность и то, ради чего и предпринято все наше исследование, — справедливость.



Рассудительность, с нашей точки зрения, более, чем те, предшествовавшие, свойства, походит на некое созвучие и гармонию.

ПЛАТОН                                                                                                         

==51

— Как это?

— Нечто вроде порядка — вот что такое рассудительность; это власть над определенными удовольствиями и вожделениями — так ведь утверждают, приводя выражение «преодолеть самого себя», уж не знаю каким это образом. И про многое другое в этом же роде говорят, что это — следы рассудительности. Не так ли?

— Именно так.

— Разве это не смешно: «преодолеть самого себя»? Выходит, что человек преодолевает того, кто совершенно очевидно сам себе уступает, так что тот, кто уступает, и будет тем, кто преодолевает: ведь при всем этом речь идет об одном и том же человеке.

— Конечно.

— Но мне кажется, этим выражением желают сказать, что в самом человеке, в его душе есть некая лучшая часть и некая худшая, и, когда то, что по своей природе лучше, обуздывает худшее, тогда говорят, что оно «преодолевает самое себя»: значит, это похвала; когда же из-за дурного воспитания или общества верх берет худшее (ведь его такая уйма, а лучшего гораздо меньше), тогда, в порицание и с упреком, называют это «уступкой самому себе», а человека, испытывающего такое состояние, — невоздержным.

— Обычно так и говорят.

— Посмотри теперь на наше новое государство и ты найдешь в нем одно из этих двух состояний: ты скажешь, что такое государство справедливо можно объявить преодолевшим самого себя, поскольку нужно называть рассудительным и преодолевшим самого себя все то, в чем лучшее правит худшим.

— Я смотрю и вижу, что ты прав.

— Множество самых разнообразных вожделений, удовольствий и страданий легче всего наблюдать у женщин и у домашней челяди, а среди тех, кого называют свободными людьми, — у ничтожных представителей большинства.

— Конечно.

— А простые, умеренные [переживания], продуманно направленные с помощью разума и правильного мнения, ты встретишь у очень немногих, лучших по природе и по воспитанию.

— Это верно.

— Так не замечаешь ли ты этого и в нашем государстве: жалкие вожделения большинства подчиняются там разумным желаниям меньшинства, то есть людей порядочных?

 

==52

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

— Да, замечаю.

— Значит, если уж признавать какое-нибудь государство преодолевшим и удовольствия, и вожделения, и самое себя, так это будет наше государство.

— Совершенно верно.

— А разве нельзя, согласно всему этому, признать его и рассудительным?

— Вполне можно!

— И опять-таки, если уж в каком-нибудь государстве и у правителей, и у подвластных существует согласное мнение о том, кому следует править, то оно есть и в нашем государстве. Или ты не согласен?

— Вполне и бесспорно согласен.

— Раз дело обстоит так, то кому из них присуща, скажешь ты, рассудительность — правителям или подвластным?

— Вроде бы тем и другим.

— Ну, вот видишь, мы, значит, верно предсказывали не так давно, что рассудительность подобна некой гармонии.

— И что же?

— Это не так, как с мужеством или мудростью: те, присутствуя в какой-либо одной части государства, делают все государство соответственно либо мужественным, либо мудрым; рассудительность же не так проявляется в государстве: она настраивает на свой лад решительно все целиком; пользуясь всеми своими струнами, она заставляет и те, что слабо натянуты, и те, что сильно, и средние звучать согласно между собою, если угодно, с помощью разума, а то и силой или, наконец, числом и богатством и всем тому подобным, так что мы с полным правом могли бы сказать, что эта вот согласованность и есть рассудительность, иначе говоря, естественное созвучие худшего и лучшего в вопросе о том, чему надлежит править и в государстве, и в каждом отдельном человеке.

Мы установили, что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен.

— Да, мы говорили так.

— Но заниматься своим делом и не вмешиваться в чужие — это и есть справедливость, об этом мы слышали от многих других, да и сами часто так говорили.

— Да, говорили.

 

==53

АРИСТОТЕЛЬ

 

 

— Так вот, мой друг, заниматься каждому своим делом — это, пожалуй, и будет справедливостью.

Там же. Т. 3. Ч. I. С. 145, 217—223, 224.

Аристотель (384—322 гг. до н. э.) — великий древнегреческий философ и ученый, систематизировавший практически все известные к тому времени знания. Родился во Фракии в городе Стагире (поэтому Аристотеля иногда называют Стагиритом). Был учеником, затем преподавателем в Академии Платона. В Афинах основал собственную философскую школу — Ликей.

Аристотелем написано множество работ. Его труды можно подразделить на несколько групп: 1) логические трактаты, совокупность которых получила у комментаторов великого мыслителя наименование «Органон» (т. е. орудие, или метод). Сюда входят «Категории», «Об истолковании», в котором изложена теория суждения, «Аналитики первая и вторая» — главное логическое сочинение мыслителя, «Топика», излагающая теорию вероятного знания, а также примыкающее к ней сочинение «О софистических опровержениях»; 2) трактаты, в которых рассматриваются различные вопросы, связанные с истолкованием природы и движения: «Физика», «О происхождении и уничтожении», «О небе», «О небесных явлениях» и др.; 3) биологические трактаты: «О душе», «История животных», «О частях животных», «О возникновении животных», «О движении животных» и др. ; 4) сочинения о «первой философии», как называл их сам Аристотель. При публикации этих сочинений в I в. до н. э. их издатель и редактор Андроник Родосский назвал их «Метафизикой» (буквально «сочинения, следующие после физики»); 5) этические сочинения; 6) социально-политические и исторические сочинения, важнейшее из них — «Политика», и 7) работы об искусстве, поэзии и риторике, важнейшая из них — «Поэтика» (или «Об искусстве поэзии»).

О философии как науке

... Имя [мудрости] необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин.

 

==54

 

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь, и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задались вопросом о более значительном, например, о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть, в некотором смысле, философ, ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. Сам ход вещей подтверждает это, а именно: когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем'его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя...

Совершенно очевидно, что необходимо приобрести знание о первых причинах: ведь мы говорим, что тогда знаем в каждом отдельном случае, когда полагаем, что нам известна верная причина. А о причинах говорится в четырех значениях: одной такой причиной мы считаем сущность, или суть бытия вещи (ведь каждое «почему» сводится в конечном счете к определению вещи, а первое «почему» и есть причина и начало); другой причиной мы считаем материю или субстрат; третьей — то, откуда начало движения; четвертой — причину, противолежащую последней, а именно то, «ради чего» или благо (ибо благо есть цель всякого возникновения и движения)...

Есть некоторая наука, исследующая сущее как таковое, а также то, что ему присуще само по себе. Эта наука не тождественна ни одной из так называемых частных наук, ибо ни одна из других наук не исследует общую природу сущего как такового, а все они, отделяя себе какую-то часть его, исследуют то, что присуще этой части, как, например, науки математические. А так как мы ищем начала и высшие причины, то ясно, что они должны быть началами и причинами чего-то самосущего. Если же те, кто искал элементы вещей, искал и эти начала, то и искомые ими элементы должны быть элементами не сущего как чего-то привхо-

АРИСТОТЕЛЬ                                                                                               

==55

дящего, а сущего как такового. А потому и нам необходимо постичь первые причины сущего как такового.

О сущем говорится, правда, в различных значениях, но всегда по отношению к чему-то одному, к одному естеству и не из-за одинакового имени... Так вот, таким же точно образом и о сущем говорится в различных значениях, но всякий раз по отношению к одному началу; одно называется сущим потому, что оно сущность, другое — потому, что оно состояние сущности, третье — потому, что оно путь к сущности или уничтожение и лишенность ее, или свойство ее, или то, что производит или порождает сущность и находится в каком-то отношении к ней; или оно отрицание чего-то из этого или отрицание самой сущности, почему мы и о не-сущем говорим, что оно есть не-сущее. И подобно тому как здоровье исследуется одной наукой, точно так же обстоит дело и в остальных случаях [...] Поэтому ясно, что и сущее как таковое должно исследоваться одной наукой. А наука всюду исследует главным образом первое — то, от чего зависит остальное и через что это остальное получает свое название. Следовательно, если первое — сущность, то философ, надо полагать, должен знать начала и причины сущностей...

Действительно, начало, которое необходимо знать всякому постигающему что-либо из существующего, не есть предположение; а то, что необходимо уже знать тому, кто познает хоть что-нибудь, он должен иметь, уже приступая к рассмотрению. Таким образом, ясно, что именно такое начало есть наиболее достоверное из всех; а что это за начало, укажем теперь. А именно: невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении ...] — это, конечно, самое достоверное из всех начал...

Есть, однако, такие, кто, как мы сказали, и сам говорит, что одно и то же может в одно и то же время и быть и не быть, и утверждает, что так считать вполне возможно. Этого мнения придерживаются и многие рассуждающие о природе. Мы же приняли, что в одно и то же время быть и не быть нельзя, и на этом основании показали, что это самое достоверное из всех начал...

Равным образом не может быть ничего промежуточного между двумя членами противоречия, а относительно чего-то одного необходимо что бы то ни было одно либо утверждать, либо отрицать. Это становится ясным, если мы прежде всего определим, что такое истинное и ложное. А именно: говорить о сущем, что его нет, или о не-сущем, что оно есть — значит говорить лож-

 

==56

                                                                   Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ное; а говорить, что сущее есть и не-сущее не есть — значит говорить истинное...

Из того, что возникает, одно возникает естественным путем, другое — через искусство, третье — самопроизвольно. И все, что возникает, возникает вследствие чего-то и из чего-то и становится чем-то...

Естественно возникновение того, что возникает от природы; то, из чего нечто возникает, — это, как мы говорим, материя; то, вследствие чего оно возникает, — это нечто сущее от природы; а то, чем оно становится, — это человек, растение или еще что-то подобное им, что мы скорее всего обозначаем как сущности. А все, что возникает — естественным ли путем или через искусство — имеет материю, ибо каждое возникающее может и быть и не быть, а эта возможность и есть у каждой вещи материя.

Так, стало быть, возникает то, что возникает благодаря природе, а остальные виды возникновения именуются созданиями, Все такие создания исходят либо от искусства, либо от способности, либо от размышления. А некоторые из них происходят также самопроизвольно и в силу стечения обстоятельств... А через искусство возникает то, форма чего находится в душе (формой я называю суть бытия каждой вещи и ее первую сущность)...

Одни виды возникновения и движения называются мышлением, другие — созданием: исходящее из начала и формы — это мышление, а исходящее из того, что для мышления последнее, — это создание...

Теперь разберем, как обстоит дело с сущностями общепризнанными. Они сущности, воспринимаемые чувствами; а все сущности, воспринимаемые чувствами, имеют материю. И субстрат есть сущность; в одном смысле это материя (я разумею здесь под материей то, что, не будучи определенным нечто в действительности, таково в возможности), в другом — существо, или форма — то, что как определенное сущее может быть отдалено только] мысленно, а третье — это то, что состоит из материи и формы, что одно только подвержено возникновению и уничтожению и безусловно существует отдельно...

У существующего имеется начало, в отношении которого нельзя ошибаться, — оно всегда необходимо принуждает к обратному, т. е. заставляет говорить правильно, а именно: что не может одно и то же в одно и то же время быть и не быть, и точно так же в отношении всего остального, что противолежит самому

АРИСТОТЕЛЬ                                                                                              

==57

себе указанным сейчас образом. Для такого рода начал нет прямого доказательства...

... Видов движения и изменения столько же, сколько и видов сущего. А так как по каждому роду различается сущее в возможности и сущее в действительности, то я под движением разумею осуществление сущего в возможности как такового. [...] А происходит движение тогда, когда имеет место осуществление, и не прежде и не после. Так вот, движение есть осуществление того, что есть в возможности, когда оно при осуществлении действует не как таковое, а поскольку оно может быть приведено в движение...

... Существует нечто, вечно движущееся беспрестанным движением, а таково движение круговое; и это ясно не только на основе рассуждений, но и из самого дела, так что первое небо, можно считать, вечно. Следовательно, существует и нечто, что его движет. А так как то, что и движется и движет, занимает промежуточное положение, то имеется нечто, что движет, не будучи приведено в движение: оно вечно и есть сущность и деятельность [...]

Так вот, от такого начала зависят небеса и [вся] природа. И жизнь его — самая лучшая, какая у нас бывает очень короткое время. В таком состоянии оно всегда (у нас этого не может быть), ибо его деятельность есть также удовольствие (поэтому бодрствование, восприятие, мышление — приятнее всего, и лишь через них — надежды и воспоминания). [...] И жизнь поистине присуща ему, ибо деятельность ума — это жизнь, а бог есть деятельность; и деятельность его, какова она сама по себе, есть самая лучшая и вечная жизнь. Мы говорим поэтому, что бог есть вечное, наилучшее живое существо, так что ему присущи жизнь и непрерывное и вечное существование, и именно это есть бог [...]

Таким образом, из сказанного ясно, что есть вечная, неподвижная и обособленная от чувственно воспринимаемых вещей сущность; показано также, что эта сущность не может иметь какую-либо величину, она лишена частей и неделима (ибо она движет неограниченное время, между тем ничто ограниченное не обладает безграничной способностью; а так как всякая величина либо безгранична, либо ограниченна, то ограниченной величины эта сущность не может иметь по указанной причине, а неограниченной — потому, что вообще никакой неограниченной величины нет), с другой стороны, показано также, что эта сущность не подвержена ничему и неизменна, ибо все другие движения —

 

==58

                                                                     Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

нечто последующее по отношению к пространственному движению...

А относительно [высшего] ума возникают некоторые вопросы. Он представляется наиболее божественным из всего являющегося нам, но каким образом он таков, на этот вопрос ответить трудно. В самом деле, если он ничего не мыслит, а подобен спящему, то в чем его достоинство? Если же он мыслит, но это зависит от чего-то другого (ибо тогда то, что составляет его сущность, было бы не мыслью, а способностью [мыслить]), то он не лучшая сущность: ведь ценность придает ему мышление. Далее, будет ли составлять его сущность ум или само мышление, что же именно мыслит он? Либо сам себя, либо что-то другое; и если что-то другое, то или всегда одно и то же, или разное. Так вот, есть ли здесь разница, или это все равно, мыслить ли прекрасное или все что угодно? Не нелепо ли мыслить некоторые вещи? Таким образом, ясно, что ум мыслит самое божественное и самое достойное и не подвержен изменениям, ибо изменение его было бы изменением к худшему, и это уже некоторое движение. Итак, во-первых, если ум есть не деятельность мышления, а способность к ней, то, естественно, непрерывность мышления была бы для него затруднительна. Во-вторых, ясно, что существовало бы нечто другое, более достойное, нежели ум, а именно постигаемое мыслью. Ибо и мышление, и мысль присущи и тому, кто мыслит наихудшее. Так что если этого надо избегать (ведь иные вещи лучше не видеть, нежели видеть), то мысль не была бы наилучшим. Следовательно, ум мыслит сам себя, если только он превосходнейшее, и мышление его есть мышление о мышлении. Однако совершенно очевидно, что знание, чувственное восприятие, мнение и размышление всегда направлены на другое, а на себя лишь мимоходом. И если, наконец, мыслить и быть мыслимым — не одно и то же, то на основании чего из них уму присуще благо? Ведь быть мыслью и быть постигаемым мыслью не одно и то же. Но не есть ли в некоторых случаях само знание предмет знания: в знании о творчестве предмет — сущность, взятая без материи, и суть бытия, в знании умозрительном — определение и мышление. Поскольку, следовательно, постигаемое мыслью и ум не отличны друг от друга у того, что не имеет материи, то они будут одно и то же, и мысль будет составлять одно с постигаемым мыслью.

Кроме того, остается вопрос: есть ли постигаемое мыслью нечто составное? Если да, то мысль изменялась бы, переходя от

АРИСТОТЕЛЬ                                                                                               

==59

одной части целого к другой. Но разве то, что не имеет материи, не неделимо? Так же как обстоит дело с человеческим умом, который направлен на составное, в течение определенного времени (у него благо не в этой или другой части [его предмета], а лучшее, будучи чем-то отличным от него, у него — в некотором целом), точно так же обстоит дело с [божественным] мышлением, которое направлено на само себя, на протяжении всей вечности.

Аристотель. Соч. В 4 т. Т. 1. М., 1976, С. 69, 70, 119—120, 141, 197-199, 223-224, 279, 288-289, 309-316.

О душе и познании

Итак, под сущностью мы разумеем один из родов сущего; к сущности относится, во-первых, материя, которая сама по себе не есть определенное нечто; во-вторых, форма или образ, благодаря которым она уже называется определенным нечто, и, в-третьих, то, что состоит из материи и формы. Материя есть возможность, форма же — энтелехия...

... душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью.

Так вот, то, благодаря чему мы прежде всего живем, ощущаем и размышляем, — это душа, так что она есть некий смысл и форма, а не материя или субстрат. Как уже было сказано, о сущности мы говорим в трех значениях: во-первых, она форма, во-вторых, — материя, в-третьих, — то, что состоит из того и другого; из них материя есть возможность, форма — энтелехия. Так как одушевленное существо состоит из материи и формы, то не тело есть энтелехия души, а душа есть энтелехия некоторого тела. Поэтому правы те, кто полагает, что душа не может существовать без тела и не есть какое-либо тело. Ведь душа есть не тело, а нечто принадлежащее телу, а поэтому она и пребьюает в теле, а именно в определенного рода теле...

Что касается упомянутых способностей души, то, как мы уже сказали, одним существам они присущи все, другим — некоторые из них, иным — только одна. Мы назвали растительную способность, способности стремления, ощущения, пространственного движения, размышления. Растениям присуща только растительная способность, другим существам — и эта способность, и способность ощущения...

... животным, обладающим чувством осязания, присуще также стремление. Кроме того, некоторым живым существам при-

 

К оглавлению

==60

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

суща способность к движению в пространстве, иным — также способность размышления, т. е. ум, например людям и другим существам такого же рода или более совершенным, если они существуют.

Поэтому надлежит относительно каждого существа исследовать, какая у него душа, например: какова душа у растения, человека, животного. Далее нужно рассмотреть, почему имеется такая последовательность. В самом деле, без растительной способности не может быть способности ощущения. Между тем у растений растительная способность существует отдельно от способности ощущения.

А из наделенных ощущениями существ одни обладают способностью перемещения, другие нет. Наконец, совсем немного существ обладают способностью рассуждения и размышления. А именно: тем смертным существам, которым присуща способность рассуждения, присущи также и все остальные способности, а из тех, кому присуща каждая из этих способностей, не всякому присуща способность рассуждения, а у некоторых нет даже воображения, другие же живут, наделенные только им одним. Что касается созерцательного ума (noys theorëtikos), то речь о

нем особая...

Итак, душа есть причина и начало живого тела. О причине говорится в различных значениях. Подобным же образом душа есть причина в трех смыслах, которые мы разобрали. А именно: душа есть причина как то, откуда движение, как цель и как сущность одушевленных тел.

Таким образом, это растительное начало души есть способность, которая сохраняет существо, обладающее ею, таким, каково оно есть, а пища обеспечивает его деятельность; поэтому существо, лишенное пищи, не может существовать...

... нет разумного основания считать, что ум соединен с телом. Ведь иначе он оказался бы обладающим каким-нибудь определенным качеством, он был бы холодным или теплым или имел бы какой-то орган, как имеет его способность ощущения; но ничего такого нет. (Поэтому правы те, кто говорит, что душа есть местонахождение форм, с той оговоркой, что не вся душа, а мыслящая часть, и имеет формы не в действительности, а в возможности.)...

Итак, всему, что живет и обладает душой, необходимо иметь растительную душу от рождения до смерти: ведь необходимо, чтобы родившееся росло, достигало зрелости и приходило в упа-

АРИСТОТЕЛЬ                                                                                               

==61

док, а это невозможно без пищи; таким образом, необходимо, чтобы растительная способность была у всего того, что растет и приходит в упадок.

Там же. С. 394, 395, 398—402, 404, 433—434, 445.

Социально-этические взгляды

Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные общения...

Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, — либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря «без роду, без племени, вне законов, без очага»; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске.

Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства.

Там же. Т. 4. С. 378-379.

Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

 

==62

правят руководя^ общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеется в виду выгоды либо одного лица, либо немногих либо большинства, являются отклонениями. Ведь нужно признать одно и 3 ДВУ^ лчбо люди, участвующие в государственном общений- не граждане, либо они все должны быть причастны к общей пользе. Монархическое правление, имеющее в виду общую пол&эу' мы обыкновенно называем царской властью- власть немногих, н 0 более чем одного — аристократией (или потому, что правЯ 1' лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо госуд^Р^ва и тех' ΚΊΌ Β нег 0 входит); а когда ради общей пользы npäBi" большинство, тогда мы употребляем обозначение общее .Для всех видов государственного устройства, — полития И такое разграничение оказывается логически правильным: одни челов^ или немногие могут выделяться своей добродетелью но преуспеть во всякой добродетели для большинства — дело уже трудно^ хотя легче всего — в военной доблести, так как последняя всГР^^™ именно в народной массе. Вот почему в такой политии рерховная власть сосредоточивается в руках воинов которые воОРУ^^е" на собственный счет. Отклонения от указанных устрой 13 следующие: от царской власти — тирания, от аристократии '~ олигархия, от политии — демократия. Тирания — монархич 601^ власть, имеющая в виду выгоды одного правителя· олиг^Р™" блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из

них в виду не тА^^· · ·

ясно что государство не есть общность местожительства, оно не создаете^ в целях предотвращения взаимных обид или ради удобств об^101"· Конечно, все эти условия должны быть налицо для суще^вования государства, но даже и при наличии их всех вместе взятых, еще не будет государства; оно появляется лишь тогда когда образуется общение между семьями и родами ради благой ?кизни (еу dzen ), в целях совершенного и самодовлеющего суи^^вования. Такого рода общение, однако, может осуществить 01 лишь в том случае, если люди обитают в одной и той же местности и если они состоят между собой в эпигамии. По этой пр 114111^ в государствах и возникли родственные союзы и фратрий и жертвоприношения и развлечения — ради совместной жизни- ^се эт 0 основано на взаимной дружбе, потому что именно дружба есть необходимое условие совместной жизни. Таким образ^' Целью государства является благая жизнь, и

АРИСТОТЕЛЬ                                                                                              

==63

все упомянутое создается ради этой цели; само же государство представляет собой общение родов и селений ради достижения совершенного самодовлеющего существования, которое, как мы утверждаем, состоит в счастливой и прекрасной жизни. Так что и государственное общение — так нужно думать — существует ради прекрасной деятельности, а не просто ради совместного жительства.

Там же. С. 457, 460—462.

Какой же вид государственного устройства наилучший?

Если верно сказано в нашей «Этике», что та жизнь блаженная, при которой нет препятствий к осуществлению добродетели, и что добродетель есть середина, то нужно признать, что наилучшей жизнью будет именно средняя жизнь, такая, при которой середина может быть достигнута каждым...

... В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посредине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и середина — наилучшее, то, очевидно, и средний достаток из всех благ всего лучше...



Государство более всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и одинаковы, а это свойственно преимущественно людям средним. Таким образом, если исходить из естественного, по нашему утверждению, состава государства, неизбежно следует, что государство, состоящее из средних людей, будет иметь и наилучший государственный строй. Эти граждане по преимуществу и остаются в государствах целыми и невредимыми. Они не стремятся к чужому добру, как бедняки, а прочие не посягают на то, что этим принадлежит, подобно тому как бедняки стремятся к имуществу богатых. И так как никто на них и они ни на кого не злоумышляют, то и жизнь их протекает в безопасности. Поэтому прекрасное пожелание высказал Фокилид: «У средних множество благ, в государстве желаю быть средним». Итак, ясно, что наилучшее государственное общение — то, которое достигается посредством средних, и те государства имеют хороший строй, где средние представлены в большем количестве, где они — в лучшем случае — сильнее обеих крайностей или по крайней мере каждой из них в отдельности. Соединившись с той или другой крайностью, они обеспечивают равновесие и препятствуют пере-

 

==64

 

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

весу противников. Поэтому величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью средней, но достаточной; а в тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде, либо тирания, именно под влиянием противоположных крайностей...

Итак, очевидно, средний вид государственного строя наилучший, ибо только он не ведет к внутренним распрям; там, где средние граждане многочисленны, всего реже бывают среди граждан группировки и раздоры. И крупные государства по той же самой причине — именно потому, что в них многочисленны средние граждане, — менее подвержены распрям; в небольших же государствах население легче разделяется на две стороны, между которыми не остается места для средних, и почти все становятся там либо бедняками, либо богачами. Демократии в свою очередь пользуются большей в сравнении с олигархиями безопасностью; существование их более долговечно благодаря наличию в них средних граждан (их больше, и они более причастны к почетным правам в демократиях, нежели в олигархиях). Но когда за отсутствием средних граждан неимущие подавляют своей многочисленностью, государство оказывается в злополучном состоянии и быстро идет к гибели.

В доказательство выдвинутого нами положения можно привести и то, что наилучшие законодатели вышли из граждан среднего круга: оттуда происходили Солон (что видно из его стихотворений), Ликург (царем он не был), Хароид и почти большая часть остальных...

Там же. С. 506—509.

Одним счастьем кажется добродетель, другим — рассудительность, третьим — известная мудрость, а иным — все это [вместе] или что-нибудь одно в соединении с удовольствием или не без участия удовольствия, есть, [наконец], и такие, что включают [в понятие счастья] и внешнее благосостояние (eyeteria). Одни из этих воззрений широко распространены и идут из древности, другие же разделяются немногими, однако знаменитыми людьми. Разумно, конечно, полагать, что ни в том, ни в другом случае не заблуждаются всецело, а, напротив, хотя бы в каком-то одном отношении или даже в основном бывают правы.

Наше определение... согласно с [мнением] тех, кто определяет счастье как добродетель или как какую-то определенную добродетель, потому что добродетели как раз присуща деятельность

АРИСТОТЕЛЬ                                                                                             

==65

сообразно добродетели. И может быть, немаловажно следующее различение: понимать ли под высшим благом обладание добродетелью или применение ее, склад души (hexis) или деятельность. Ибо может быть так, что имеющийся склад [души] не исполняет никакого благого дела — скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует, — а при деятельности это невозможно, ибо она с необходимостью предполагает действие, причем успешное. Подобно тому как на олимпийских состязаниях венки получают не самые красивые и сильные, а те, кто участвует в состязании (ибо победители бывают из их числа), так в жизни прекрасного и благого достигают те, кто совершает правильные поступки. И даже сама по себе жизнь доставляет им удовольствие. Удовольствие ведь испытывают в душе, а между тем каждому то в удовольствие, любителем чего он называется. Скажем, любителю коней — конь, любителю зрелищ — зрелища, и точно так же правосудное — любящему правое, а любящему добродетель — вообще все, что сообразно добродетели. Поэтому у большинства удовольствия борются друг с другом, ведь это такие удовольствия, которые существуют не по природе. То же, что доставляет удовольствие любящим прекрасное (philokaloi), доставляет удовольствие по природе, а таковы поступки, сообразные добродетели, следовательно, они доставляют удовольствие и подобным людям, и сами по себе. Жизнь этих людей, конечно, ничуть не нуждается в удовольствии, словно в каком-то приукрашивании, но содержит удовольствие в самой себе. К сказанному надо добавить: не является добродетельным тот, кто не радуется прекрасным поступкам, ибо и правосудным никто не назвал бы человека, который не радуется правому, а щедрым — того, кто не радуется щедрым поступкам, подобным образом — и в других случаях. А если так, то поступки сообразные добродетели (kaf aretën) будут доставлять удовольствие сами по себе. Более того, они в то же время добры (agathai) и прекрасны, причем и то и другое в высшей степени, если только правильно судит о них добропорядочный человек, а он судит так,.как мы уже сказали.

Счастье, таким образом, — это высшее и самое прекрасное благо], доставляющее величайшее удовольствие, причем все это нераздельно, вопреки известной делосской надписи: Право прекрасней всего, а здоровье — лучшая участь. Что сердцу мило добыть — вот удовольствие нам.

Там же. С. 66—67.

3. Хрестомии яо философии

 

==66

 

Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Теперь надо рассмотреть, что такое добродетель. Поскольку в душе бывают три [вещи] — страсти, способности и устои, то добродетель, видимо, соотносится с одной из этих трех вещей. Страстями, [или переживаниями], я называю влечение, гнев, страх, отвагу, злобу, радость, любовь (philia), ненависть, тоску, зависть, жалость — вообще [все], чему сопутствуют удовольствия или страдания. Способности — это то, благодаря чему мы считаемся подвластными этим страстям, благодаря чему нас можно, например, разгневать, заставить страдать или разжалобить. Нравственные устои, [или склад души], — это то, в силу чего мы хорошо или дурно владеем [своими] страстями, например гневом: если [гневаемся] бурно или вяло, то владеем дурно, если держимся середины, то хорошо. Точно так и со всеми остальными страстями.

Итак, ни добродетели, ни пороки не суть страсти, потому что за страсти нас не почитают ни добропорядочными, ни дурными, за добродетели же и пороки почитают, а также потому, что за страсти мы не заслуживаем ни похвалы, ни осуждения — не хвалят же за страх и не порицают за гнев вообще, но за какой-то [определенный]. А вот за добродетели и пороки мы достойны и похвалы, и осуждения.

Кроме того, гневаемся и страшимся мы непреднамеренно (aproairetos), а добродетели — это, напротив, своего рода сознательный выбор (proairesis), или, [во всяком случае], они его предполагают. И наконец, в связи со страстями говорят о движениях [души], а в связи с добродетелями и пороками — не о движениях, а об известных наклонностях. Поэтому добродетели — это не способности: нас ведь не считают ни добродетельными, ни порочными за способности вообще что-нибудь испытывать . Кроме того, способности в нас от природы, а добродетельными или порочными от природы мы не бываем. Раньше мы уже сказали об этом. Поскольку же добродетели — это не страсти и не способности, выходит, что это устои.

...в поступках бывает избыток, недостаток и середина. Добродетель сказывается в страстях и в поступках, а в этих последних избыток — это проступок, и недостаток [тоже] , в то время как середина похвальна и успешна; и то и другое между тем относят к добродетели.

Добродетель, следовательно, есть некое обладание середи-

СЕНЕКА ЛУЦИИ АННЕИ                                                                             

==67

ной; во всяком случае, она существует постольку, поскольку ее достигает.

Добавим к этому, что совершать проступок можно по-разному (ибо зло, как образно выражались пифагорейцы, принадлежит беспредельному, а благо — определенному), между тем поступать правильно можно только одним-единственным способом (недаром первое легко, а второе трудно, ведь легко промахнуться, трудно попасть в цель). В этом, стало быть, причина тому, что избыток и недостаток присущи порочности (kakia), а обладание серединой — добродетели.

Итак, добродетель есть сознательно избираемый склад [души], состоящий в обладании серединой по отношению к нам, причем определенной таким суждением, каким определит ее рассудительный человек. Серединой обладают между двумя [видами] порочности, один из которых — от избытка, другой — от недостатка. А еще и потому [добродетель означает обладание серединой], что как в страстях, так и в поступках [пороки] преступают должное либо в сторону избытка, либо в сторону недостатка, добродетель же [умеет] находить середину и ее избирает.

Именно поэтому по сущности и по понятию, определяющему суть ее бытия, добродетель есть обладание серединой, а с точки зрения высшего блага и совершенства — обладание вершиной. Там же. С. 84—87.

Сенека Луций Анней (ок. 4 г. до н. э. — 65 г. н. э.) — римский философ-стоик, литератор и политический деятель. Родился в Кордове. Вся его сознательная жизнь связана с Римом.

Сенека — автор 9 трагедий и ряда философских работ, самая крупная из которых — «Нравственные письма к Луцилию».

Философское учение стоицизма

Наши стоики, как тебе известно, утверждают: все в природе возникает из двух начал — причины и материи. Материя коснеет в неподвижности, она ко всему готова, но останется праздной, если никто не приведет ее в движенье. Причина, или же разум, ворочает материю как хочет и, придавая ей форму, лепит всяческие предметы. Ведь в каждой вещи непременно должно быть то, из чего она делается, и то, чем она делается; второе есть причина, первое — материя. Любое искусство подражает природе, так

 

==68

                                                                    Сидел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

что сказанное мною о мироздании можешь приложить ко всем делам рук человеческих. Вот статуя: здесь наличествует и материя, послушная художнику, и художник, придавший материи обличье. Материей в статуе была бронза, причиной — художник. То же самое присуще и всем вещам: каждая состоит из того, что ее создало, и того, из чего она создана.

Есть вещи явные, есть темные. Явные — те, которые постигаются чувствами и памятью, темные — те, что им недоступны. Разум же не довольствуется очевидным, большая и прекраснейшая его часть занята тайным.

Этика

Можно ли, мой Лупилий, сомневаться в том, что жизнь наша — милость богов, а благою делает ее философия, которой мы и обязаны больше, чем богам, настолько же, насколько благо в жизни — лучший дар, нежели сама жизнь? Это было бы так, когда бы и сама философия не была ниспослана богами, которые никому не дали ее знанья, но всем — способность к ней. Ведь если бы они сделали это благо всеобщим и мы рождались бы разумными, мудрость потеряла бы лучшее из того, что в ней есть, и принадлежала бы к вещам случайным. А теперь самое ценное и высокое в ней то, что она не идет к нам сама, но каждый обязан ею лишь себе и от другого ее не получит.

Тело для духа — бремя и кара, оно давит его и теснит, держит в оковах, покуда не явится философия и не прикажет ему вольно вздохнуть, созерцая природу, и не отпустит от земного к небесному...

Мудрый или ищущий мудрости, хоть и прочно скованы с телом, отсутствуют лучшей своей частью и направляют помыслы ввысь. Они, словно присягнувшие воины, считают срок своей жизни сроком службы, и образ их мыслей таков, что жизнь они принимают без любви и без ненависти и терпеливо несут смертную долю, хотя и знают, что лучшее ждет их впереди.

А строй души не будет наилучшим, если она не постигнет законов всей жизни, не определит, как нужно судить о каждой вещи, и не сведет ее к тому, что она есть поистине. Спокойствие достанется на долю только тем, кто пришел к незыблемым и твердым сужденьям, а остальные то и дело вновь берутся за прежнее, с чем покончили, и так мечутся между отказом и желанием. А причина метаний — в том, что для руководимых самым ненадежным вожатым, — молвою, ничто не ясно. Если хочешь

СЕНЕКА АУЦИИ АННЕИ                                                                            

==69

всегда хотеть одного и того же,надо хотеть истинного. Но до истины не дойти, не зная основоположений: они заключают в себе всю жизнь. Благо и зло, честное и постыдное, благочестивое и нечестивое, добродетели и приложение добродетелей, обладание вещами удобными, доброе имя и достоинство, здоровье, сила, красота, острота чувств — все это требует оценщика. Пусть нам будет позволено знать, что по какой цене следует занести в список. Ведь ты заблуждаешься: многое кажется тебе дороже, чем оно есть; то, что считается у нас самым важным, — богатство, милость и власть — не стоят и сестерция...

Ты пишешь, что по-прежнему упорно стремишься к совершенству духа; дело это прекрасное и для тебя спасительное, ибо глупо молить о том, чего можно добиться от себя самого. Незачем ни простирать руки к небесам, ни просить прислужника в храме, чтобы он допустил нас к самому уху кумира, как будто тот лучше услышит нас: ведь бог близ тебя, с тобою, в тебе! Говорю тебе, Луцилий, что в нас заключен некий божественный дух, наблюдатель и страж всего хорошего и дурного, — и как мы с ним обращаемся, так и он с нами...

Ты спросишь: «Намного ли я преуспею?» — Настолько, насколько приложишь силы. Чего ты ждешь? Знание никому не достается случайно. Деньги придут сами собой; почести тебе предложат; милостями тебя осыплют, в сан возведут. Но добродетель с неба не свалится; ее не познать ценою малых стараний и ничтожного труда. А потрудиться ради нее стоит: ведь ты разом получишь все блага. Благо только то, что честно, а в том, что одобряет молва, не найти ничего истинного, ничего непреложного.

А что лучшее в человеке? Разум, который его выделяет среди животных и приближает к богам. Значит, совершенный разум есть благо, присущее именно человеку, ибо все прочие он делит с животными. [...]

Стало быть, если всякая вещь, усовершенствовав присущее ей благо, становится достойной похвал и достигает своей природной цели, то и человек, чье присущее благо есть разум, в той мере заслуживает похвалы и приближается к своей природной цели, в какой его усовершенствует. Этот совершенный разум носит имя добродетели, и он же есть честность.

Все смертное уменьшается, падает, ухудшается, растет, исчерпывается, вновь восполняется. Из-за этой неопределенности жребия и возникает в нем неравенство. А природа божественного

 

К оглавлению

==70

                                                                    Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

всегда одна. Разум же есть не что иное, как частица божественного дыхания, заложенная в человеческую плоть. Если разум божествен и нет блага, непричастного разуму, значит, всякое благо божественно. А между божественным и божественным нет различия; значит, нет его и между благами. Так что равны между собою радость и мужественное, терпеливое упорство под пыткой: ведь и в том и в другом — одно величье духа, только в первом случае — спокойное и вольготное, во втором — воинственное и напряженное.

«Все, что ты видишь, в чем заключено и божественное и человеческое, — едино: мы — только члены огромного тела. Природа, из одного и того же нас сотворившая и к одному предназначившая, родила нас братьями. Она вложила в нас взаимную любовь, сделала нас общительными, она установила, что правильно и справедливо, и по ее установлению несчастнее приносящий зло, чем претерпевающий, по ее велению должна быть протянута рука помощи [...]

Запомним: мы родились, чтобы жить вместе. И сообщество наше подобно своду, который потому и держится, что камни не дают друг другу упасть»...

Я с радостью узнаю от приезжающих из твоих мест, что ты обходишься со своими рабами, как с близкими. Так и подобает при твоем уме и образованности. Они рабы? Нет, люди. Они рабы? Нет, твои соседи по дому. Они рабы? Нет, твои смиренные друзья. Они рабы? Нет, твои товарищи по рабству, если ты вспомнишь, что и над тобой, и над ними одинакова власть фортуны.

Он раб! Но, быть может, душою он свободный. Он раб! Но чем это ему вредит? Покажи мне, кто не раб. Один в рабстве у похоти, другой — у скупости, третий — у честолюбия и все — у страха... Нет рабства позорнее добровольного...

Зима приносит стужу — приходится мерзнуть; лето возвращает тепло — приходится страдать от жары; неустойчивость погоды грозит здоровью — приходится хворать. [...]

Изменить такой порядок вещей мы не в силах, — зато в силах обрести величье духа, достойное мужа добра, и стойко переносить все превратности случая, не споря с природой. [...]

К этому закону и должен приспособиться наш дух, ему должен следовать, ему повиноваться; что бы ни случилось, пусть он считает, что иначе быть не могло, и не смеет бранить природу.

Лучше всего перетерпеть то, чего ты не можешь исправить, и, не ропща, сопутствовать богу, по чьей воле все происходит.

СЕКСТ ЭМПИРИК                                                                                        

==71

Пусть рок найдет нас готовыми и не ведающими лени! Таков великий дух, вручивший себя богу. И, наоборот, ничтожен и лишен благородства тот, кто упирается, кто плохо думает о порядке вещей в мире и хотел бы лучше исправить богов, чем себя. Сенека Луций Анней. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977. С. 70, 77, 79, 110, 112, 146, 201, 238—239, 270.

Секст Эмпирик (конец Il—начало III в. н. э.) — греческий врач и философ. До наших дней дошли два больших сочинения философа: «Против ученых» и «Три книги Пирроновых положений», в которых систематизированы идеи античного скептицизма.

Ищущим какую-нибудь вещь приходится или найти ее, или дойти до отрицания нахождения и признания ее невоспринимаемости, или упорствовать в отыскании. Поэтому, может быть, и в отношении вещей, искомых в философии, одни говорили, что они нашли истину, другие высказывались, что воспринять ее невозможно, третьи еще ищут. Воображают себя нашедшими называемые особым именем догматиков, как, например, последователи Аристотеля, Эпикура, стоиков и некоторые другие; ... ищут же скептики. Отсюда правильно принимать, что существуют три главнейших рода философии: догматическая, академическая и скептическая. Пусть другие говорят об остальных родах, о скептическом же способе рассуждения скажем в главных чертах теперь мы, [...] ни про что из того, что будет высказано, мы не утверждаем, что оно обстоит во всем так, как мы говорим, но излагаем повествовательно каждую вещь согласно с тем, как это ныне нам кажется.



О скептической философии можно рассуждать вообще и в частности. В общем рассуждении мы устанавливаем отличительные свойства скепсиса, определяя его понятие, начала, разумные основания, средство для суждения, цель, способы (тропы) воздержания от суждения, а также то, как нам понять отрицательные речи скептиков и различие скепсиса от смежных с ним родов философии. В частном же рассуждении мы возражаем против каждой отдельной части так называемой философии.

Итак, скептический способ рассуждения называется ищущим от деятельности, направленной на искание и осматрива-

 

==72

 

Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ние кругом, или «удерживающим» — от того душевного состояния, в которое приходит осматривающийся кругом после искания, или «недоумевающим» — либо вследствие того, что он во всем недоумевает и ищет, [...] либо от того, что он всегда нерешителен перед согласием или отрицанием; он называется также Пирроновым оттого, что, как нам кажется, Пиррон подошел к вопросам скепсиса нагляднее и яснее своих предшественников.



Скептическая способность есть та, которая противопоставляет каким только возможно способом явление мыслимому; отсюда вследствие равносильности в противоположных вещах и речах мы приходим сначала к воздержанию от суждения, а потом к невозмутимости... Явлением же мы называем «ощущаемое» и поэтому противополагаем ему «мыслимое»... Под противоположными же положениями мы подразумеваем отнюдь не всякое утверждение или отрицание, а только то, что они борются друг с другом. «Равносилием» мы называем равенство в отношении достоверности и недостоверности, т. к. ни одно из борющихся положений не стоит выше другого как более достоверное. «Воздержание от суждения» есть такое состояние ума, при котором мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем; «невозмутимость» же есть безмятежность и спокойствие души.

Мы утверждаем, что начало и причина скепсиса лежат в надежде на невозмутимость. [...] Основное же начало скепсиса лежит главным образом в том, что всякому положению можно противопоставить другое, равное ему; вследствие этого, как кажется, мы приходим к необходимости отказаться от всякого рода догм.



Далее, если догматик всегда признает существование своей догмы, а скептик высказывает свои положения так, что по своему смыслу они сами себя упраздняют, то нельзя поэтому говорить, что, произнося их, он высказывает догму. А самое главное, произнося эти положения, он говорит о том, что ему кажется, и заявляет о своем состоянии, не высказывая о нем никакого мнения и не утверждая ничего о внешних предметах.

Так как мы говорили, что невозмутимость следует за воздер-

СЕКСТ ЭМПИРИК

 

==73

 

жанием во всех [вопросах], то следовало бы сказать, каким образом нам достается воздержание. Говоря в более общих чертах, оно достается через противопоставление вещей друг другу. Противопоставляем же мь.1 либо явление явлению, либо мыслимое Мыслимому, либо попеременно. Так, например, явление — явлению, говоря: «одна и та же башня издали кажется круглой, вблизи же четырехугольной», а мыслимое — мыслимому, когда мы выводящему суще-ствование Провидения из порядка небесных вещей противопоставляем то положение, что часто добрые несчастны, а злые счас тливы, и отсюда заключаем об отсутствии Провидения. Мыслимое же — явлению, как, например, Анаксагор противопоставлял положению, что «снег бел», то, что «снег есть затвердевшая вод а, а вода черна, следовательно, и снег черен».

[...] Для того же, чтобы нам точнее разобраться в этих противопоставлениях, я изложу и те тропы, путем которых достигается воздержание, не утверждая ничего ни о количестве их, ни о значении...

Обыкновенно, по преданию, идущему от более древних скептиков, тропов, путем которых происходит воздержание, насчитывается десять , и называются они одинаково «рассуждениями» и «местами»-». Они следующие: первый [основывается] на разнообразии жювых существ, второй — на разнице между людьми, третий — на различном устройстве органов чувств, четвертый — на окружающих условиях, пятый — на положениях, промежутка^ и местностях, шестой — на примесях, седьмой — на соотноь-пениях величин и устройствах подлежащих предметов, восьмой — на том, относительно чего, девятый — на постоянной^ или редкой встречаемости, десятый — на [различных] спосоЕзах суждения, обычаях, законах, баснословных верованиях î» догматических предположениях. Мы пользуемся этим расчленением предположительно. Над этими тропами возвышаяотся, обнимая их, следующие три: первый [происходит] от студящего, второй — от подлежащего суждению, третий — от т·ого и другого. Троп «от судящего» охватывает собою первые четыре, ибо судящее есть либо животное, либо человек, лхибо восприятие, и притом в известной окружающей обстановаке; к тропу «от подлежащего суждению» восходят седьмой и ддесятый; к тропу «от того и другого» — пятый, шестой, восьмдой и девятый. Эти три тропа опять-таки восходят к одному — vs. относительно чего, так что троп «отно-

 

==74

 

Раздм 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

сительно чего» есть самый общий, видовые — три, подчиненные им — десять.

Секст Эмпирик. Сочинения. В 2 т. Т. 2. M., 1976. С. 207—210, 214-215.

Плотин (ок. 203—169 г.) — родоначальник неоплатонизма. Родился в Ликополе (Египет). В 244г. создал в Риме собственную философскую школу. Плотин написал несколько десятков трактатов, но не успел свести их в единое произведение, что было осуществлено учеником Плотина Порфирием уже после смерти его учителя.

Диалектика

Диалектика есть способность давать в логосе [мысленное и словесное] определение каждой вещи., что она есть и чем отличается от других вещей, и что у нее общее с ними и, кроме того, где место каждой из них, и есть ли она сущность, и сколько имеется сущих, и, с другой стороны, не-сущих, отличных от сущих. Она говорит и о благе, и о не-благе, и о том, что относится к благу, и о противоположном ему, и о том, что вечно, и, конечно, о том, что не таково; [говорит] обо всем она на основании знания, а не мнения... В самом деле, [диалектика], сказал [Платон], есть самое чистое в уме и мышлении. Будучи наиболее ценной из всех наших способностей, она необходимо занимается сущим и наиболее ценным, как мышление — сущим, как ум — тем, что за пределами сущего. Но что такое философия? Она самое ценное. Но тождественна ли она с диалектикой? Нет, диалектика — [самая] ценная часть философии. В самом деле, не следует думать, что диалектика есть [лишь] орудие философа; она не состоит из пустых положений и правил, а трактует о вещах и имеет сущее как бы своей материей; она приступает к ним методически, имея вместе с положениями и вещи...

Антология мировой философии. В 4 т. Т. 1. Ч. I, M., 1969. С. 538-545.

Об обеих материях

Итак, если бытие материи должно быть чем-то неопределенным и лишенным формы, а в существующих там предметах как в совершенных нет ничего неопределенного и лишенного формы, то, выходит, материи там нет. Кроме того, если каждый

ПЛОТИН

 

==75

 

[предмет там] прост, то он и не нуждается в материи, чтобы быть сложенным из нее и из другого [начала]. Далее, становящееся, равно как и делающее из одного другое, нуждается в материи, вследствие чего и мыслится чувственная материя: не-становящееся же не нуждается [в материи]. Да и откуда она могла бы появиться и наличествовать? Если она возникла, то от чего-то; если же она вечна, то начал было бы больше и первоначала были бы случайными. И если еще присоединяется идея, то сложенное будет телом, так что тело существовало бы и там...

Материя становящихся вещей постоянно имеет все новые и новые идеи; материя же вечных вещей постоянно остается тождественной самой себе. Материя в этом мире, пожалуй, противоположность той, так как все идеи выступают здесь попеременно и каждый раз только одна... Там материя, стало быть, никогда не лишена формы, так же как и здесь материя не лишена формы, однако не лишены они ее по-разному. Вопрос же о том, вечна ли она или становится, выяснится, как только мы усвоим себе, что она, собственно, собой представляет.

Итак, в нашем исследовании мы исходим из предположения, что идеи действительно существуют, ведь это уже доказано в другом месте. И далее. Если идей много, то необходимо, с одной стороны, чтобы в них было нечто общее, с другой же — чтобы было также и собственное, то, чем одна идея отличается от другой. Это собственное и разграничивающее различие есть. собственная форма. Если же существует форма, то существует и то, что приобретает форму... Стало быть, [там] существует и материя, которая приемлет форму и всякий раз есть некий субстрат. Далее, если там существует умопостигаемый мир, а этот мир — подобие его и сложен также из материи, то и там необходимо имеется материя... .

Если же [умопостигаемое] имеет [все] это вечно и вместе, если оба суть одно и если там нет материи, то и здесь нет материи тел, ибо они никогда не бывают без формы, а есть вечно цельное тело, однако, несмотря на это, все же есть нечто сложное. И именно ум обнаруживает двоякость, так как он разделяет до тех пор, пока не дойдет до простого, что уже само не может быть делимо, [дальше], покамест же он в состоянии, он проникает в свою глубину. Глубина же каждой вещи — материя. Поэтому она и совершенно темна, что свет есть смысл и ум есть смысл... Однако темное в умопостигаемом и темное в чувствен-

 

==76

                                                                   Раздел 1. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ном различны, и различна также материя, поскольку различна и наложенная на то и другое идея... И форма [здесь] образ, так что и субстрат — образ. Там же — истинная форма, так что и субстрат — [истинная форма]. Поэтому вполне правыми следует считать тех, кто утверждает, что материя есть сущность, если это говорится о той материи, потому что субстрат там есть сущность, лучше же сказать сущность, мыслимая вместе с находящейся при ней [идеей] и как целое озаренная светом.

Вечна ли умопостигаемая материя... Вечна, ибо и имеющаяся там инаковость, та, что создает [умопостигаемую] материю, вечна...

О материи же как вместилище тел скажем следующее... Материя должна быть не сложной, а простой и по своей природе чем-то единым, ибо таким именно образом она лишена всего. Там же. С. 549.

Три ипостаси и учение об эманации

Единое есть все и ничто, ибо начало всего не есть все, но все — его, ибо все как бы возвращается к нему, вернее, как бы еще не есть, но будет. Как же оно [возникает] из простого единого, если в тождественном нет какого-либо разнообразия, какой бы то ни было двойственности? Именно потому, что в нем ничего не было, все — из него и именно для того, чтобы было сущее; [само] единое есть не сущее, а родитель его, и это как бы первое рождение, ибо, будучи совершенным (так как ничего не ищет, ничего не имеет и ни в чем не нуждается), оно как бы перелилось через край и, наполненное самим собою, создало другое; возникшее же повернулось к нему и наполнилось, а взирая на самое себя, стало таким образом умом... Итак, когда оно, пребывая, обращено к самому себе, дабы созерцать, оно в одно и то же время стало и умом, и сущим...

Что же такое единое? Потенция всех вещей. Если бы ее не было, то и все не существовало бы, не существовал бы и ум, первая и всеобъемлющая жизнь. А то, что находится выше жизни, есть причина жизни. В самом деле, не активность жизни, которая есть все, есть первая [жизнь], а сама она как бы истекает словно из источника. Представляй себе источник, который [уже] не имеет другого начала, но который отдает себя всем потокам, не исчерпываясь этими потоками, а пребывая спокойно сам [в себе]... И в этом нет ничего удивительного. Скорее было бы уди-

ПРОКЛ,ДИАДОХ                                                                                          

==77

вительным то, как многообразие жизни возникало из того, что не было многообразием... Ведь начало не разделяется на все, [что есть], так как, разделись оно, уничтожилось бы и все и ничто уже не возникало бы... Поэтому везде происходит сведение к единому, и в каждой отдельной вещи есть нечто единое, к чему ты ее можешь свести...

Там же. С. 551-552.

Прокл, Диадох (410—485 г.) — видный философ-неоплатоник. Учился в Александрии, затем в Афинах, где в 437 г. возглавил платоновскую Академию. Прокл оставил большое литературное наследие. Важнейшим его произведением является трактат «Первоосновы теологии», в котором философ изложил основные идеи неоплатонизма.

Единое и многое

Всякое множество тем или иным образом причастно единому.

Все причастное единому и едино, и не едино.

Все становящееся единым становится единым в силу причастности единому.



Всякое множество вторично в сравнении с единым.

Всякое множество состоит или из объединенностей, или из единиц.

Начало и первейшая причина всего сущего есть благо.

Всякое благо способно объединять причастное ему, и всякое единение — благо, и благо тождественно единому.

... Все есть или неподвижное, или самодвижущееся, или движимое иным.

Все способное возвращаться к самому себе бестелесно. В самом деле, никакое тело по природе не возвращается к самому себе.



Выше всех тел — сущность души, выше всех душ — интеллектуальная природа, выше всех интеллектуальных субстанций — единое...

Всякий разряд, ведущий начало от монады, эманирует во множество, однородное с монадой, и множество каждого разряда возводится к одной монаде... В природе тела имеется единое и мно-

 

==78

                                                                    Раздел I. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

жество, единая природа содержит много природ, связанных с ней, и многие природы зависят от единой природы целого; разряду душ свойственно управляться одной первичной душой, быть основанием при переходе душ во множество и возводить множество к одной [душе]; для интеллектуальной сущности имеется интеллектуальная монада и множество умов, происшедшее из одного ума и возвращающееся в эту монаду; и, наконец, в едином, которое прежде всех вещей, есть множество единиц, а в единицах есть устремление к единому. Итак, после первичного единого — единицы, после первичного ума — умы, после первичной души — души и после всеобщей природы — многие природы.

Из всего умноженного вследствие эманации первичное совершеннее вторичного и вторичное [совершеннее] следующего за ним, и точно так же последующее.

Все сущее в ином одним только иным и производится. Все сущее в себе самобытно.

Все самобытное не рождено...

Все самобытное неуничтожимо. В самом деле, если бы оно уничтожилось, оно покинуло бы само себя и отделилось бы от самого себя. Но это невозможно, потому что, будучи единым, оно одновременно есть и причина, и вызванное причиной...

Все самобытное неделимо и просто.

Все самобытное вечно.

Раньше всего вечного существует вечность, и раньше всего временного существует время.

Все простое по сущности или лучше, или хуже сложного.

Все, что каким-то образом существует, существует или сообразно причине в виде принципа, или сообразно наличному бытию, или сообразно причастности в виде отображения.

Каждое сущее по отношению к другому есть или целое, или часть, или тождественное, или различное.

Всякое целое, содержащееся в части, есть часть целого, состоящего из частей.

Все вечно сущее обладает беспредельной потенцией.

Все истинно сущее беспредельно не по множественности и не по величине, а только по потенции.

Все вечное есть сущее, но не все сущее вечно.

Всему, что причастно уму, предшествует ум, не допускающий причастности себе; тому, что причастно жизни, — жизнь, а

 

==79

ПРОКЛ,ДИАДОХ