Один знайомий біхевіорист вивчав поведінкову психологію                                                                                                                        
вживачів алкоголю і вивчив.Правда, при цьому начисто забув                                                                                                                        
свій логін, ім"я користувача і пароль. Тому не зміг вийти.                                                                                                                             
Так на сайті й заночував. Що йому снилось - ніхто не знає.. Чули лише,
що співав. Причому голосом птиці ДРОЗД:: "Вы слыхали, как поют дрозды...".
Слыхали,слыхали. Всю ніч лунала
ця пісня. Можливо   біхевіористу  снилось, ща він - російський славний птах.
Можливо дрозду снилось, що   він простий  простий український біхевіорист.                                                
         Перше було явно більш до вподоби. Принаймі, коли з"явилась підозра ,
що  він - скоріше вчений - дослідник, ніж птах, дуже  опечалився..................                                                                  

                                                                          

Необихевиоризм

Целенаправленная революция Уотсона не совершила, как он надеялся, переворота в психологии. Для этого требовалось время. И все же в 1924 году, всего лишь через десять лет после того, как Уотсон выступил с манифестом бихевиоризма, даже самый ярый его оппонент, Э. Б. Титченер, признавал, что бихевиоризм обогатил нацию. К 1930 году Уотсон уже с достаточным основанием мог утверждать, что победа его учения была полной. Несмотря на то, что разрабатывались и другие направления бихевиоризма - например, версии Холта и Лешли, - они только ускорили начатое Уотсоном движение психологической науки в сторону полной объективности. Таким образом, к 1930 году бихевиоризм вытеснил все остальные течения.

Первый этап эволюции бихевиоризма - бихевиоризма Уотсо-на - продолжался примерно с 1913 по 1930 год. Второй этап, или необихевиоризм, можно датировать примерно 1930 - 1960 годами. Он охватывает работы таких ученых, как Эдвард Толмен, Эдвин Гатри, Кларк Халл и Б. Ф. Скиннер. Эти необихевиористы сходились во мнениях о некоторых основных положениях, которые использовались для объяснения полученных данных:

1) сердцевиной психологии является исследование процесса научения;

2) большинство видов поведения, независимо от их сложности, подчиняются законам условных рефлексов;

3) психология должна принять принципы операционизма.

Операционизм - доктрина, согласно которой физическую концепцию можно описать в точных терминах, относящихся к набору операций или процедур, ее определяющих.

Третьим этапом эволюции бихевиоризма является нео-необихеви-оризм, или социальный бихевиоризм, начало которого приходится на 60-е годы нашего столетия и который характеризуется возвратом к когнитивным процессам (Segal & Lachman. 1972). Глава 9                                                                                                                                   

Наука о поведении

Во втором десятилетии XX века, менее чем через 40 лет после того, как Вильгельм Вундт формально основал психологию, наука пережила момент коренного пересмотра своих основ. Психологи больше не превозносили возможности интроспекции, сомневались в существовании психических элементов и не соглашались с тем, что психология должна оставаться чистой наукой. Психологи-функционалисты переписывали правила, используя психологию в том виде, в котором она вряд ли могла быть принята в Лейпциге или Корнелле.

Движение функционализма было не столько революционным, сколько эволюционным. Функционалисты не стремились намеренно изничтожать положения Вундта и Титченера. Вместо этого они внесли в него некоторые коррективы - что-то добавили здесь, что-то подправили там, - и вот с течением времени возникла новая форма психологии. Это была скорее тихая перестройка изнутри, а не мощная атака извне. Лидеры функционалистов были не настолько амбициозны, чтобы добиваться официального признания. Свою роль они видели не столько в разрушении прошлого, сколько в построении нового на основе старого. Поэтому переход от структурализма к функционализму в самый момент своего осуществления не был очевиден.

Такова была ситуация в области психологии в США во втором десятилетии XX века: развивался функционализм, но структурализм все еще удерживал свои сильные, хотя уже не исключительные позиции.

Бихевиоризм - концепция науки о поведении, созданная Уотсоном, занимающаяся только наблюдаемыми актами поведения, доступными для объективного описания.

Позитивизм - методологическая доктрина, которая признает только естественные явления или объективно наблюдаемые факты.

В 1913 году обе позиции были опротестованы. Это было намеренное и запланированное нападение, тотальная война против обеих точек зрения. Автор этой акции не хотел никаких модификаций прошлого, никаких компромиссов с ним.

Новое течение получило название бихевиоризма, а его лидером стал тридцатипятилетний психолог Джон Б. Уотсон. Всего за десять лет до этого Уотсон получил степень доктора философии в Чикагском университете. В те времена - в 1903 году - Чикаго был центром функциональной психологии, то есть одного из течений, которое Уотсон вознамерился сокрушить.

Основные положения бихевиоризма Уотсона были просты, смелы и прямы. Он призывал научную психологию заниматься только наблюдаемым поведением, которое можно объективно описать в терминах . Позднее психология Уотсона отвергнет все концепции и термины, касающиеся процесса мышления. Такие слова, как , , , которые традиционно использовались еще со времен ранней философии, - для науки о поведении потеряли всякий смысл.

Уотсон особенно упорствовал в опровержении концепции сознания. Он говорил, что еще никто и никогда сознания. Сознание - (Watson & McDougall. 1929. P. 14). Методы интроспекции, которые предполагают существование сознательных процессов, оказались, таким образом, совершенно неуместными и не имеющими отношения к науке о поведении.

Основные идеи движения бихевиоризма не были порождены Уотсоном - они развивались в психологии и биологии в течение многих лет. Уотсон, как и все основатели учений, развил идеи и положения, которые соответствовали интеллектуальному . Здесь мы рассмотрим те основные силы, которые Уотсон столь успешно свел воедино, чтобы сформировать новую систему психологии: 1) философские традиции объективизма и механицизма; 2) зоопсихологию; 3) функциональную психологию.

Настойчивое требование Уотсона большей объективности в психологии для 1913 года не было чем-то необычным. Такой подход имел длинную предысторию, восходившую к Декарту, попытки которого объяснить функционирование организма человека на основе простых механических представлений были первыми шагами на пути к большей объективности. Наиболее важной фигурой в истории объективизма был французский философ Опост Конт (1798-1857), основатель учения, получившего название позитивизма и ставившего во главу угла только позитивное знание (факты), истинность которых не вызывает сомнений. Согласно Конту, единственно истинным знанием является знание, социальное по своей природе и объективно наблюдаемое. Эти критерии совершенно исключают из рассмотрения интроспекцию, зависящую от личного, индивидуального сознания и не являющуюся объективно наблюдаемой.

В первые годы XX века в науке был именно позитивизм. Уотсон редко обсуждал положения позитивизма - как, впрочем, и большинство американских психологов того времени, - но все они (Logue. 1985Ь. Р. 149) Таким образом, к тому времени, когда Уотсон начал работать над бихевиоризмом, объективистские, материалистические и механистические влияния были достаточно сильны. Их воздействие было настолько существенным, что неизбежно привело к появлению нового вида психологии, в которой не упоминалась ни душа, ни сознание, ни разум, - психологии, которая принимала во внимание только то, что можно увидеть, услышать или потрогать. Неизбежным результатом этого подхода стало появление науки о поведении, рассматривающей людей как некие машины.

Влияние зоопсихологии на бихевиоризм

Уотсон указал на отчетливую связь между зоопсихологией и бихевиоризмом: (Watson. 1929. Р. 327). Мы можем с уверенностью назвать зоопсихологию, развивающуюся на основе эволюционной теории, предшественником программы Уотсона; она привела к попыткам продемонстрировать наличие разума у низших организмов и показать непрерывность перехода от разума животных к разуму человека.

В главе 6 мы отметили работы двух пионеров зоопсихологии - Джорджа Джона Романеса и Конвея Ллойда Моргана. Благодаря выдвинутому Морганом закону экономии и его приверженности к экспериментальным, а не к словесным, методикам, зоопсихология стала более объективной наукой. Тем не менее, в фокусе изучения все еще оставалось сознание. Таким образом, несмотря на то, что методология становилась все более объективной, сам предмет изучения не менялся.

В 1889 году Альфред Бине опубликовал труд (T/ie Psychic Life of Microorganisms), в котором он высказал предположение, что одноклеточные организмы обладают способностью воспринимать и различать предметы, а также способностью целенаправленного поведения. В 1908 году Френсис Дарвин (сын Чарльза Дарвина) обсуждал вопросы наличия сознания у растений. Изучая становление зоопсихологии в Соединенных Штатах, мы обнаруживаем неослабевающий интерес к процессам сознания у животных - что, впрочем, неудивительно, так как еще долгое время ощущалось влияние воззрений Романеса и Моргана.

Заметки о Жаке Лебе

Значительный шаг в сторону большей объективности зоопсихологии был сделан Жаком Лебом (1859-1924), немецким психологом и зоологом, который, как известно, принимался поливать свой газон, как только начинался дождь. Он работал в нескольких научных учреждениях Соединенных Штатов, включая и Чикагский университет. Выступая одновременно против традиций антропоморфизма Романеса и методов интроспекции, Леб разработал теорию поведения животных на основе концепции тропизма или вынужденных движений (Pauly. 1990). Леб считал, что животные автоматически реагируют на раздражение. Их ответ, утверждал он, вынуждается тем или иным раздражителем и потому не требует каких-либо объяснений, основанных на анализе мыслительных процессов животных.

Хотя подход Леба к зоопсихологии с полным основанием можно называть объективным и механистическим, следует отметить, что он все же не смог отбросить все прошлые представления. Он не отрицает наличия сознания - в частности, у высокоразвитых животных, стоящих на достаточно высокой ступени эволюционной лестницы. Разъясняя свою позицию, Леб говорил о том, что сознание у животных проявляется в виде ассоциативной памяти; это означает, что животных можно научить определенным образом реагировать на определенный раздражитель. Если животное откликается на свое имя или реагирует на определенный звук, подходя к тому месту, где оно обычно получает пищу, это является свидетельством некоей мысленной связи, ассоциативной памяти. Таким образом, даже в механистическом подходе Леба все-таки присутствует идея сознания (Loeb. 1918).

Уотсон прослушал курс у Леба в Чикагском университете и надеялся провести исследования под его руководством, выказывая свою симпатию (или, по крайней мере, интерес) к механистическим взглядам Леба. Однако Энджелл и еще один преподаватель факультета, нейро-лог Дональдсон Х. Х., отговорили Уотсона от реализации этого плана. Они утверждали, что Леб . Это определение допускает весьма широкую интерпретацию, но в данном случае оно, скорее всего, указывало на неодобрение объективизма Леба.

Крысы, муравьи и разум животных

К началу XX века специалисты по экспериментальной зоопсихологии трудились не покладая рук. Роберт Иеркс начал свои исследования в 1900 году, используя в опытах самых разнообразных животных: его работы усилили позиции и влияние сравнительной психологии.

В 1900 году У. С. Смолл из университета Кларка изобрел лабиринт для крысы. С тех пор белая крыса в лабиринте стала непременным атрибутом стандартного метода исследований процессов обучения. Понятие сознания каким-то образом продолжало вторгаться в зоопсихологию - осознанные действия обнаружили даже у белой кры-^Голодная крыса, помещенная в лабиринт, может свободно ходить по лабиринту, пока не найдет себе еду.

сы, бегающей по лабиринту. Объясняя поведение крысы, Смолл использовал такие термины, как и .

Несмотря на то, что заключения Смолла были более объективными, чем те, к которым пришел Романес с его антропоморфизмом, они явились отражением психических процессов и даже отдельных психических элементов. В начале своей карьеры Уотсон подпал под то же влияние. Его докторская диссертация, завершенная в 1903 году, была озаглавлена так: (курсив автора). Уже в 1907 году он обсуждал проблемы осознанного восприятия у крыс.

В 1906 году Чарльз Генри Тернер, известный афро-американский исследователь в области сравнительной психологии, опубликовал статью под названием . Уотсон сделал обзор этой статьи в престижном научном журнале , в котором высоко оценил ее. Именно в этом обзоре Уотсон впервые применил слово (англ. behavior), которое почерпнул из заголовка статьи Тернера. Видимо, это был первый случай, когда Уотсон применил этот термин в печати, - правда, он уже ранее использовал его в своей заявке на получение гранта (Cadwallader. 1984. 1987).

К 1910 году было образовано уже около восьми лабораторий, занятых исследованиями в области сравнительной психологии. Самыми первыми были лаборатории в Кларке, Гарварде и в Чикагском университете. Многие университеты предлагали учебные курсы на эту тему. Маргарет Флой Уошбэрн, которая была первой аспиранткой Титченера, преподавала зоопсихологию в Корнелле. Она же написала и первый учебник по сравнительной психологии (The animal Mind, 1908 г.).

Обратите внимание на заглавие книги Уошбэрн . Настойчиво проводится мысль о наличии сознания у животных, как это делалось в методе интроспекции, где проводилась аналогия разума животных с человеческим. Уошбэрн отмечает: (Washbum. 1908. P. 88).

Несмотря на то, что работа Уошбэрн была первым для того времени подробным исследованием психологии животных, она обозначила и конец эпохи. (Demarest.

1987. P. 144).

Независимо от того, с чем человек имел дело - с поведением или с разумом, быть специалистом в области зоопсихологии было чрезвычайно сложно. Эта область не рассматривалась законодателями и администрациями университетов как имеющая практическое значение. Президент Гарвардского университета не видел (Reed. 1987а. Р. 94).

Студенты, которые учились в лаборатории Иеркса, не найдя работы по сравнительной психологии, перешли работать в прикладные области. Те, кто имел какое-то положение в университете, прекрасно понимали, что были первыми кандидатами на увольнение в случае сокращения на кафедре. Во времена финансовых затруднений в первую очередь увольняли именно специалистов по зоопсихологии.

У самого Уотсона тоже были трудности в начале карьеры. (цит. по: O'Donnell.

1985. Р. 190)

В 1908 году было опубликовано всего лишь шесть работ, посвященных исследованию животных, что составляло 4 процента всех публикаций на тему психологии за год. В 1909 году, когда Уотсон во время конференции АРА предложил Иерксу собрать на общий обед всех специалистов по зоопсихологии, он прекрасно понимал, что все они смогут поместиться за одним столом - все девять человек. В справочном издании Кеттела только 6 из 218 перечисленных психологов указали, что они активно занимаются исследованием поведения животных. Перспективы карьеры, очевидно, были неутешительными, и все-таки эта область науки продолжала развиваться благодаря преданности тех немногих, кто продолжал в ней работать.

Журнал , позднее получивший название (Journal of animal behavior, journal of comparative psychology) начал издаваться в 1911 году. В 1909 году в Соединенных Штатах получили известность работы русского физиолога Ивана Павлова, благодаря статьям, написанным Иерксом и русским студентом Сергеем Маргулисом. Работы Павлова поддерживали подход объективной психологии - и, в частности, бихевиоризм Уотсона.

Зоопсихология как область науки была создана и продолжала развиваться в направлении большей объективности - как в своих методах, так и в предмете изучения. Работы, нс соответствующие этому критерию, постепенно исчезли из литературы.

Прежде чем перейти к рассмотрению дополнительных влияний на развитие бихевиоризма Уотсона, мы расскажем вам о самой известной в истории психологии лошади.

Самая умная лошадь Ганс

В начале нашего века практически каждый образованный человек в западном мире читал про Ганса - чудо-лошадь - самом умном четвероногом создании, когда-либо встречавшемся на нашей земле. Лошадь проживала в Берлине, в Германии, но была широко известна как в Европе, так и в Соединенных Штатах. Про нее слагались песни, книги, статьи и стихи, рекламодатели использовали ее имя, чтобы повысить спрос на свои товары. Ганс стал сенсацией.

Ганс умел складывать и вычитать, оперировать простыми и десятичными дробями, читать, составлять слова, указывать время, различать цвета, идентифицировать предметы, показывал чудеса памяти. Он отвечал на поставленные вопросы, либо постукивая копытом определенное количество раз, либо кивая головой в направлении нужного предмета.

- спрашивают Ганса.

Умный Ганс выстукивает ответ правой ногой, при этом не забывая пропустить соломенные шляпки дам. Лошадь выстукивает , указывая каждую букву на специальной схеме. Ганс неизменно успешно различал зонты и тросточки, а также соломенные и фетровые шляпы.

Более того, Ганс прекрасно умеет думать. Когда ему задают совершенно произвольный вопрос - например, сколько углов у окружности, он качает головой из стороны в сторону. показывая, что углов нет. (Fernald. 1984. P. 19.)

Неудивительно, что люди были озадачены. Неудивительно, что владелец Ганса, Вильгельм фон Остен, отставной преподаватель математики, доволен своими достижениями. Он потратил несколько лет, чтобы научить Ганса основам человеческого мышления. Мотивы его титанических усилий были чисто научными. Он поставил себе целью доказать, что Дарвин абсолютно прав в своем предположении о сходстве мыслительных процессов у человека и у животных. Фон Остен был искренне убежден в том, что лошади и другие животные остаются неразумными по той простой причине, что им не предоставляется достаточного образования. Он полагал, что при правильном обучении лошадь сможет доказать, что она является разумным существом.

Фон Остен не извлекал из выступлений Ганса никакой финансовой выгоды. Он не брал платы за те выступления, которые устраивал во дворе своего дома, и ничего не приобрел в результате своей известности.

Для изучения дарований Умного Ганса была учреждена правительственная комиссия, которая должна была выяснить, что это - трюк, обман или реальность. В состав комиссии входили директор цирка, ветеринар, объездчик лошадей, аристократ, директор берлинского зоопарка и психолог Карл Штумпф из Берлинского университета.

В сентябре 1904 года, после длительного расследования, комиссия пришла к выводу, что Ганс не получал никаких внешних сигналов от своего хозяина. Не было ни мошенничества, ни обмана. Но Штумпф был не вполне удовлетворен. Ему было не понятно, каким образом лошадь правильно отвечает на такое количество самых разнообразных вопросов. Он поставил этот вопрос перед своим студентом-выпускником Оскаром Фунгстом, который подошел к выполнению задания со всей тщательностью психолога-экспериментатора.

Идея одного эксперимента пришла Фунгсту в голову после представления, когда Ганс отвечал на вопросы, а его владелец фон Остен даже при этом не присутствовал. Фунгст сформировал две группы людей, которые задавали вопросы. В первой группе люди знали ответы на те вопросы, которые задавали лошади, а во второй группе - не знали. И тут выяснилась важная подробность: лошадь давала правильные ответы только тем людям, которые сами знали ответы на свои вопросы. Очевидно, Ганс каким-то образом получал информацию от тех, кто задавал ему вопросы, - даже если этот человек был ему не знаком.

После серии контрольных экспериментов Фунгст пришел в заключению, что Ганс ненамеренно побуждается к постукиванию копытом, воспринимая малейший кивок головы фон Остена. Как только лошадь топнет ногой достаточное количество раз, фон Остен автоматически кивает головой, и лошадь воспринимает это как сигнал к окончанию. Фунгст доказал, что любой человек - даже тот, кто никогда раньше не видел этой лошади, - общаясь с нею, делает те же самые, едва уловимые движения головой.

Таким образом, выяснилось, что Ганс не является кладезем познаний. У него просто был развит условный рефлекс, который выражался в том, что он начинал топать ногой или кивать в сторону предмета, когда задающий вопрос совершал определенное движение. Позднее лошадь была обучена прекращать постукивание, когда совершалось противоположное движение. Во время всего периода обучения фон Остен поощрял Ганса, давая ему морковку или кусочек сахара при каждом правильном ответе. На определенном этапе обучения потребность поощрять Ганса при каждом правильном ответе отпала - теперь его вознаграждали изредка, во время перерывов. Скиннер, специалист по бихевиориальной психологии, позднее доказал эффективность такого периодического, прерывистого поощрения в процессе выработки условных рефлексов.

Случай с Умным Гансом иллюстрирует важность применения экспериментального подхода к изучению поведения животных. Он заставил психологов более скептически относиться ко всякого рода заявлениям о разуме животных. Тем не менее, стало ясно, что животные способны обучаться и менять свое поведение в зависимости от условий. Уже мало кто сомневался в том. что экспериментальное изучение животных намного полезней абстрактных размышлений на тему, что может происходить в их голове, - со ссылками на их разум и сознание. Отчет Фунгста об опытах с Умным Гансом был рассмотрен Джоном Б. Уотсоном; знакомство с итогами исследования еще более укрепило его в убеждении, что психология должна иметь дело с понятием не сознания, но поведения (Watson. 1908).

Эдвард Ли Торндайк (1874-1949)

Торндайк, который так никогда и не научился водить машину, был одним из наиболее авторитетных исследователей зоопсихологии. Он разработал объективную, механистическую теорию научения, в которой основное влияние уделялось внешнему поведению. Он полагал, что психология должна изучать поведение, а не психические элементы или опыт сознания. Торндайк усилил тенденцию к большей объективности, о которой говорили еще функционалисты. Он интерпретировал научение не в субъективных терминах, но в терминах конкретных связей между раздражением и реакцией - хотя иногда и допускал некоторые ссылки на сознание и психические процессы.

Работы Торндайка и Ивана Павлова явились примером одновременного независимого открытия. Торндайк открыл свой закон эффекта в 1898 году, а Павлов открыл аналогичный закон подкрепления в 1902 году, но прошло еще много лет, прежде чем психологи заметили сходство между ними.

Страницы жизни

Эдвард Ли Торндайк был одним из первых американских психологов, который получил полное образование в Соединенных Штатах. Важно то, что это было уже возможно. Ему не пришлось ехать в Германию для написания диссертации - и это всего через два десятилетия после возникновения психологии как науки. Интерес к психологии у него, как и у многих других, пробудился после прочтения книги Вильяма Джемса (Principles of psychology), когда он был еще студентом старших курсов университета Уэсли в Миддл-тауне, штат Коннектикут. Позднее он учился у Джемса в Гарварде, где и начал исследовать процессы научения.

Он запланировал проведение исследований с привлечением детей в качестве субъектов эксперимента, но встретил запрет университетской администрации, которая была крайне озабочена недавним скандалом, разразившимся после того, как ученые-антропологи сняли с детей одежду, чтобы провести измерения тела. Когда Торндайк узнал, что он не может проводить опыты с детьми, он выбрал цыплят - очевидно, воодушевленный лекциями Моргана, в которых тот описывал свои эксперименты с цыплятами.

Торндайк обучил цыплят бегать по лабиринтам, которые он импровизированно сооружал из книг, поставленных на торец. Рассказывают, что он испытывал некоторые трудности с поисками помещения для своих питомцев. Домовладелица запретила ему содержать цыплят в спальне, и он обратился за советом к Джемсу. Тот безуспешно пытался найти помещение в лабораториях или в музее университета, и в конце концов пустил Торндайка и его цыплят в подвал собственного дома, к полному восторгу своих детей.

Торндайк не закончил образования в Гарварде. Не найдя взаимности у некоей молодой дамы, он обратился в университет Кеттела, Колумбия, чтобы уехать подальше от Бостона. Кеттел предложил ему стипендию, и Торндайк отправился в Нью-Йорк, захватив с собой двух самых хорошо обученных цыплят. Он продолжал исследования в Колумбии, работая с кошками и собаками, используя при этом собственноручно сконструированный . В 1898 году он получил докторскую степень. Его диссертация была опубликована вместе с исследованиями по ассоциативному научению цыплят, рыб и обезьян.

Целеустремленный и амбициозный, Торндайк написал своей невесте: (цит. по: Boakes.

1984. P. 72). Он недолго работал в области зоопсихологии, решив, что это ему больше не интересно. Он занимался этими вопросами только для того, чтобы написать диссертацию и создать себе имя. Зоопсихология являлась неподходящим поприщем для человека, который так стремился к успеху.

В 1899 году Торндайк стал преподавателем психологии в Педагогическом колледже Колумбийского университета. Там он работал с людьми, применяя методы исследования животных. Вся его дальнейшая деятельность была посвящена проблемам обучения людей - в частности, тестированию для определения интеллектуального уровня. Он написал несколько книг и действительно достиг вершин, как и собирался: в 1912 году он был избран президентом Американской психологической ассоциации. Торндайк прилично разбогател на издании своих книг и тестов; к 1924 году его годовой доход составил почти 70 тысяч долларов, что в те времена было просто чудовищной суммой (Boakes. 1984).

Те 50 лет, которые Торндайк провел в Колумбийском университете, были наиболее плодотворными. Его библиография насчитывает 507 названий, причем многие из этих книг являются весьма объемными. Он вышел в отставку в 1939 году, но продолжал работать до самой смерти, которая последовала через 10 лет.

Коннекционизм

Торндайк создал экспериментальный подход, который назвал кон-некционизмом. Он писал, что если бы ему надо было проанализировать сознание человека, он стал бы (Thorndike. 1931. P. 122).

Эта позиция явилась логическим продолжением более старого философского понятия об ассоциации (см. главу 2), но с одной существенной разницей: вместо рассуждений об ассоциации или связи между идеями Торндайк ввел понятие связи между ситуациями и реакциями. Несмотря на то, что он включил в свою психологическую теорию более объективную основу, он тем не менее продолжал рассматривать психические, то есть субъективные процессы. Рассматривая поведение подопытных животных, он говорил об , и , а эти термины в большей степени являются относящимися к психике, нежели к поведению. Таким образом Торндайк продемонстрировал влияние Романеса и Моргана. (Mackenzie. 1977. P. 70).

Коннекционизм - подход Торндайка к общению, основанный на рассмотрении связей между раздражением и реакцией.

Следует отметить, что Торндайк, как и Леб, не приписывал животным высокого уровня сознания и интеллекта с той свободой и экстравагантностью, как это делал в свое время Романее, В зоопсихологии, начиная со времен основания науки и до периода работы Торндай-ка - наряду с ростом значения экспериментальных методов исследования объективного поведения - можно наблюдать постоянное снижение роли сознания.

Несмотря на менталистический оттенок работ Торндайка, мы не должны терять из виду механистической основы его подхода. Он настаивал на том, что для изучения поведения его необходимо разбить на элементарные составные части - пары . Таким образом он разделял со структуралистами их аналитическую и атомистическую точку зрения. Связи являются элементами поведения (но не сознания), строительными кирпичиками, из которых складывается более сложное поведение.

Проблемный ящик

Теории Торндайка были созданы на основе исследований, которые проводились с использованием оборудования, изобретенного самим Тор-ндайком, - так называемого . Животное, помещенное в ящик, для того, чтобы выйти, должно было научиться открывать замок. Торндайк поместил в решетчатый ящик голодную кошку. Еда была поставлена перед коробкой - в качестве награды за успешный выход. Дверца коробки закрывалась несколькими замками. Чтобы открыть дверцу, кошка должна была потянуть за рычаг или за цепочку, а иногда проделать несколько последовательных действий.

Сначала кошка демонстрировала хаотичное поведение, осматривала, обнюхивала, царапала дверцу, чтобы добраться до еды. Со временем она нащупывала правильный способ поведения и открывала дверцу. При первой попытке правильность поведения обнаруживалась случайно. При последующих попытках случайное поведение встречалось все реже - и в конце концов достигалось полное научение. После этого кошка начинала действовать правильно с самого начального момента, как только ее помещали в клетку.

Торндайк использовал количественные измерения научения. Одна из методик заключалась в том. чтобы записывать количество проявлений неправильного поведения - то есть тех действий, которые не вели к требуемому результату. После серии попыток неправильное поведение становилось более редким. Другая методика заключалась в том, чтобы регистрировать время, которое было затрачено от момента помещения кошки в клетку до ее успешного выхода. По мере научения время поиска сокращалось.

Торндайк заметил, что полученный в ходе эксперимента результат влияет на тенденцию к запоминанию. Склонность к действиям, которые не ведут к выходу из клетки, сходит на нет; они как бы стираются из памяти через определенное количество неудачных попыток. Те же действия, которые ведут к успеху, после ряда попыток укореняются. Такой способ обучения получил название - обучение методом проб и ошибок. Сам Торндайк предпочитал называть его методом проб и случайного успеха (Joncich. 1968. P. 266).

Законы научения

Обучение методом проб и ошибок - обучение, основанное на повторении тех реакций, которые ведут к успеху.

Принцип запоминания или забывания ответных реакций был сформулирован в виде закона эффекта: (Thomdike. 1905. P. 203).

Сопутствующий закон - закон упражнения или закон приучения и отучения - утверждает, что в каждой конкретной ситуации любая реакция начинает ассоциироваться с этой ситуацией. Чем чаще реакция проявляется в той или иной ситуации, тем теснее становится ассоциативная связь. И напротив, если реакция в течение длительного времени не практикуется, то ассоциативная связь ослабевает. Иначе говоря, повторение ответной реакции в конкретной ситуации приводит к ее усилению. Более поздние исследования Торндайка убедили его в том, что благоприятные последствия реакции (то есть ситуация, которая приносит удовлетворение) являются более эффективными, чем простое многократное повторение.

Закон эффекта: любое действие, вызывающее удовлетворение, ассоциируется с данной ситуацией, так что, когда она возникает вновь, появление этого действия становится более вероятным, чем прежде.

Закон упражнения: чем чаще действие или реакция используются в данной ситуации, тем сильнее ассоциативная связь между действием и ситуацией.

В начале тридцатых годов Торндайк снова провел исследование закона эффекта в рамках обширной экспериментальной программы, в которой в качестве испытуемых привлекались люди. Результаты исследований показали, что поощрение реакции действительно приводит к ее укреплению, но наказание не дает очевидного негативного результата для проведения параллели. Торндайк пересмотрел закон эффекта, чтобы сделать больший акцент на поощрении, нежели на наказании.

Комментарии

Исследования Торндайка в области обучения людей и животных являются выдающимися достижениями в истории психологии. Его работы ознаменовали подъем теории научения в американской психологии, а тот дух объективности, который строго выдерживался во всех его исследованиях, явился важнейшим вкладом в развитие бихевиоризма. Уотсон писал, что исследования Торндайка стали краеугольным камнем бихевиоризма.

Иван Павлов также отдавал дань Торндайку:

Через несколько лет после начала работы с моим новым методом я узнал, что подобные опыты проделаны в Америке, причем не физиологами, а психологами. С тех пор я начал внимательно изучать американские публикации, и должен признать, что честь сделать первый шаг по этой дороге принадлежит Э. -Л. Торндайку. Его эксперименты опережали наши примерно на два или три года, а его книгу можно считать классической, как по смелому подходу к гигантской работе, так и по точности результатов. (Pavlov. 1928, цит. по: Joncich. 1968. P. 415-416.)

Иван Петрович Павлов (1849-1936)

Работа Павлова по научению помогла Уотсону сместить акцент с субъективных идей к объективным, а также к количественно измеримым физиологическим процессам - таким, например, как выделению желудочного сока или движению мускулов. Она предоставила новый метод изучения поведения и новые средства для осуществления попыток его контроля и модификации.

Страницы жизни

Иван Павлов родился в Рязани в средней полосе России. Он был старшим из одиннадцати детей сельского священника. Жизнь в такой большой семье с ранних лет приучила его к трудолюбию и ответственности - к тем качествам, которые он сохранил на протяжении всей своей жизни. В детстве он в течение нескольких лет не мог посещать школу из-за травмы головы, которую перенес в возрасте семи лет. Отец учил его дома, а в 1860 году мальчик поступил в семинарию, чтобы подготовиться к принятию сана священника. Позднее, прочитав об исследованиях Дарвина, Павлов изменил свои намерения. Он прошел несколько сотен миль до Санкт-Петербурга, чтобы там поступить в университет. Он выбрал специализацию зоопсихологии.

Получив университетское образование, Павлов стал представителем интеллигенции, нового сословия, нарождающегося в российском обществе, которое отличалось от основных классов - аристократии и крестьянства. Павлов был (Miller. 1962. P. 177).

Павлов получил степень в 1875 году и начал преподавать медицину, но не для того, чтобы стать практикующим врачом, а в надежде заняться физиологическими исследованиями. Он учился два года в Германии, затем вернулся в Санкт-Петербург, где в течение нескольких лет занимал должность ассистента исследовательской лаборатории.

Преданность Павлова экспериментальной науке была всецелой. Его не интересовали практические вопросы - заработная плата, одежда, условия жизни. Его жена Сара, на которой он женился в 1881 году, посвятила себя тому, чтобы оберегать мужа от мирских забот. В самом начале своего супружества они заключили соглашение о том, что она полностью берет на себя все текущие заботы и не допускает, чтобы его отвлекали от занятий наукой. Он же, в свою очередь, обязался никогда не пить, не играть в карты и ходить в гости или принимать гостей только по вечерам в субботу и в воскресенье. Он придерживался жесткого графика и работал семь дней в неделю с сентября по май; летом уезжал в деревню.

Его безразличие к бытовым заботам ярко демонстрирует тот факт, что Сара должна была напоминать ему о получении жалованья. Она рассказывала, что ему нельзя было поручить купить для самого себя одежду. Когда ему было уже за семьдесят, он выскочил из трамвая, в котором ехал на работу, не дождавшись полной остановки, упал и сломал ногу. Стоявшая рядом женщина воскликнула: (Gantt. 1979. P. 28).

Семья Павлова жила в нищете до 1890 года, когда он в возрасте 41 года стал профессором фармакологии Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге. В 1883 году, когда Павлов работал над докторской диссертацией, родился первый ребенок. Хрупкий и болезненный младенец не сможет выжить, говорили врачи, если мать и ребенок не смогут отдохнуть за городом. Павлову удалось одолжить денег на поездку, но было слишком поздно: ребенок умер. Некоторое время Павлов вынужден был ночевать на койке в своей лаборатории, а его жена и второй ребенок жили у родственников, потому что они не могли позволить себе снять квартиру.

Группа студентов Павлова, зная о его финансовых затруднениях, передала ему деньги под предлогом покрытия расходов на лекции, которые были подготовлены по заявке. Павлов потратил все на своих лабораторных собак, ничего не оставив себе. Его преданность науке была так сильна, что мелочи жизни его не беспокоили. Он говорил, что это его не заботит.

В 1923 году Павлов посетил Соединенные Штаты, чтобы присутствовать на конференции в Нью-Йорке. На Центральном вокзале его немедленно ограбили на две тысячи долларов. Он присел отдохнуть на скамеечку и положил портфель рядом. Он был так поглощен разглядыванием людей, что совершенно не следил за портфелем, а потом просто встал и ушел. По этому поводу он высказался так: (цит. по: Gerow.

1986. P. 42).

Павлов был известен своим горячим нравом. На работе он нередко разражался гневными тирадами в адрес своих помощников. Во время большевистской революции 1917 года он обрушился на одного из сотрудников, который опоздал на работу на десять минут. Стрельба на улицах не могла быть оправданием для прекращения работы. Как правило, эти вспышки быстро забывались. Сотрудники и студенты знали, чего от них ждут, потому что Павлов всегда ясно говорил им об этом. В общении с окружающими Павлов всегда был прямым и честным человеком, хотя и не слишком тактичным.

Он прекрасно сознавал свой взрывной темперамент. Когда один из сотрудников лаборатории больше не смог терпеть оскорблений, он попросил освободить его от исполнения обязанностей, (Windholz. 1990. P. 68). Неудача эксперимента могла повергнуть Павлова в состояние глубокой депрессии, но зато успех вызывал такую радость, что он поздравлял не только своих сотрудников, но и собак.

Павлов был одним из немногих русских ученых, которые допускали к работе в своих лабораториях женщин и евреев. Он приходил в ярость при малейшем намеке на антисемитизм. У него было хорошее чувство юмора, и он умел ценить шутку. Во время церемонии вручения почетной степени Кембриджского университета студенты с балкона спустили к нему на колени игрушечную собачку на веревке. Павлов потом держал эту собачку на своем рабочем столе.

Его отношения с советским правительством были трудными; он открыто критиковал октябрьскую революцию 1917 года и советскую систему. Он писал письма протеста Иосифу Сталину - диктатору, который казнил и отправил в ссылку миллионы людей. Он бойкотировал научные конференции в знак протеста против режима. Только в 1933 году Павлов признал, что Советы все же добились определенных успехов.

Несмотря на свое негативное отношение к властям, Павлов получал щедрую поддержку от советской бюрократии и имел разрешение проводить свои исследования без правительственного вмешательства.

До конца своих дней Павлов оставался ученым. Он проводил наблюдения за самим собой, когда бывал болен, и день смерти не стал исключением. Ослабев от воспаления легких, Павлов позвал врача и описал свои симптомы: . Некоторое время он обсуждал свое состояние с врачом, а потом заснул. Проснувшись, Павлов сел в кровати и начал искать свою одежду с той же нетерпеливой энергией, которая была свойственна ему всю жизнь. И с этими словами он упал на подушки и умер (Gantt. 1941. P. 35).

Условные рефлексы

Во время своей долгой и выдающейся карьеры Павлов работал над тремя основными проблемами. Первая касалась функции сердечных нервов, вторая -первичных органов пищеварения. Его блестящие работы по проблемам пищеварения принесли ему мировое признание и Нобелевскую премию 1904 года. Третьей областью его научной деятельности, благодаря которой он занял выдающееся место в истории психологии, стало изучение условных рефлексов. Условные рефлексы -

Открытие условных рефлексов, как и многие другие выдающиеся "т" рефлексы, которые научные достижения, произошло, по мнению ученых, совершенно случайно, когда Павлов, исследуя работу пищеварительных желез, - для того, чтобы получить возможность собирать желудочный сок вне орга-раздражением и реакцией низма собаки, - воспользовался методом хирургического вмешательства (Павлов. 1927).

Один из аспектов работы Павлова состоял в исследовании функций слюны, непроизвольно выделяющейся, как только в рот собаки попадала пища. Павлов обратил внимание, что иногда слюна начинала выделяться еще до того, как собака получала пищу. Собаки пускали слюну, когда видели пищу или даже человека, который регулярно кормил их. Реакция слюноотделения, таким образом, оказывалась обусловленной раздражением, которое по предшествующему опыту ассоциировалось с едой.

Эти физические рефлексы, как поначалу называл их Павлов, возбуждались в собаках под воздействием раздражителей, отличных от исходного (то есть от пищи). Павлов пришел к выводу, что это происходит по причине возникновения ассоциативной связи между кормлением и этими раздражителями (видом человека и издаваемыми им звуками).

В соответствии с , который в те времена царил в зоопсихологии, Павлов (как и Торндайк, и Леб до него) сосредоточился на психических переживаниях лабораторных животных. Это видно по первоначальному термину, который он применил для условных рефлексов - физические рефлексы. Он писал о желаниях, представлениях и воле животных, интерпретируя события в духе субъективности и антропоморфизма.

Позднее Павлов отказался от всяких психических определений в пользу исключительно объективного, описательного подхода. (Цит. по: Сипу.

1965. P. 65).

Исследования условных рефлексов

Первые эксперименты Павлова были совсем простыми. Он держал в руке кусок хлеба и показывал его собаке, прежде чем дать его съесть. Со временем собака начинала пускать слюну, как только видела хлеб. Отделение слюны у собаки в тот момент, когда пища попадает в рот, является естественной реакцией пищеварительной системы; для того, чтобы вызвать такую реакцию, никакого научения не требуется. Павлов назвал это врожденным, или безусловным, рефлексом.

Однако слюноотделение при виде пищи не является безусловным рефлексом. Для того, чтобы вызвать такую реакцию, требуется науче-ние. Такую реакцию Павлов назвал условным рефлексом (в отличие от психического понятия рефлекса), поскольку он был обусловлен и зависел от формирования ассоциативной связи между видом пищи и се последующим поглощением.

При переводе трудов Павлова с русского языка на английский американский исследователь У. X. Гантт вместо использовал слово . Позднее Гантт говорил о том, что сожалеет о замене термина. Тем не менее, термин до сих пор является общепринятым (Fishman & Franks. 1992).

Павлов обнаружил, что многие раздражители способны вызвать условную реакцию слюноотделения у лабораторных собак, если они могут привлечь внимание животных, не вызывая в то же время страха или агрессии. Павлов проверил зуммеры, лампы, свистки, музыкальные звуки, шум кипящей воды, тикающий метроном и получил одинаковые результаты.

Тщательность и точность, свойственные Павлову, проявились в сложной и изощренной методике сбора слюны у животных. В хирургический разрез в щеке животного была вставлены резиновая трубочка. Всякий раз, когда капля слюны падала па платформу, установленную на чувствительной пружине, активизировался маркер на вращающемся барабане (см. рис. 9.2). Это устройство, позволяющее регистрировать точное количество капель и время их падения, является лишь одним из многочисленных примеров усилий Павлова в его стремлении следовать научному методу - обеспечивать стандартные условия проведения эксперимента, применять жесткий контроль, устранять источники погрешностей.

Он был до такой степени озабочен проблемой исключения посторонних влияний, что разработал специальные боксы. Подопытное животное в специальной сбруе помещалось в один бокс, а сам экспериментатор находился в другом. Экспериментатор мог оперировать различными раздражителями, собирать слюну и давать пищу животному, оставаясь невидимым для него.

Но все эти меры предосторожности не вполне удовлетворили Павло-ва. Он полагал, что условия внешней среды все равно могут оказывать влияние и затемнять результаты экспериментов. Используя средства, выделенные одним русским предпринимателем, Павлов спроектировал трехэтажное лабораторное здание - так называемую , в котором в окна были вставлены специальные сверхтолстые стекла. В комнатах также устанавливались двойные железные двери, а стальные балки, держащие перекрытия, погружались в песок. Здание было окружено рвом, заполненным соломой. Вибрация, шум, перепады температуры, запахи и сквозняки были полностью исключены. Павлов стремился к тому, чтобы ничто постороннее не влияло на подопытных животных, за исключением раздражителей, которым животные подвергались в ходе экспериментов.

Давайте проследим типичный опыт в лаборатории Павлова. Условный раздражитель (например, свет) начинает действовать (в данном случае зажигается лампочка). Немедленно появляется безусловный раздражитель (пища). После нескольких одновременных появлений света и пищи животное начинает испускать слюну уже при виде одного только света, то есть оно привыкает определенным образом реагировать на условный раздражитель. Между светом и пищей вырабатывается ассоциативная связь. Этот процесс научения может происходить только в том случае, когда включение света сопровождается появлением пищи достаточное количество раз. Таким образом, научение может происходить только в том случае, если имеется подкрепление (кормление).

Помимо изучения формирования условных реакций Павлов и его сотрудники исследовали и другие сопутствующие моменты - например, поощрение, затухание рефлекса, спонтанное восстановление, обобщение, установление различий, обусловленность высшего порядка. Все эти проблемы и сейчас остаются в фокусе внимания науки. Вместе с Павловым работали более 200 человек, его экспериментальная программа продолжалась длительное время и потребовала участия большего количества людей, чем какая-либо иная программа со времен Вундта.

Подкрепление - то, что повышает вероятность реакции.

Заметки о Е. Б. Твитмайере

То же самое открытие примерно в то же время совершенно независимо было сделано другим человеком. В 1904 году молодой американец Эдвин Беркет Твитмайер (1873-1943), бывший студент Лайт-нера Уитмера из Пенсильванского университета, представил на конференции Американской психологической ассоциации свою статью, написанную по материалам его же докторской диссертации, которую он защитил еще два года назад. Его работа касалась всем известного рефлекса подергивания колена. В ходе исследования Твитмайер заметил, что подопытные начинали реагировать на раздражители, которые отличались от исходного - удара молоточком пониже колена. Он описал реакцию испытуемых как новый и необычный вид рефлекса и предложил провести дальнейшие исследования.

Тогда на конференции никто не заинтересовался докладом Твит-майера. После его выступления ему не задали ни единого вопроса. Его исследования были просто проигнорированы. Обескураженный Твит-майер никогда больше не вернулся к этой теме.

Можно только догадываться, что послужило причиной столь долгой безвестности Твитмайера. Быть может, сознание американской научной общественности еще не созрело для восприятия нового понятия условных рефлексов. Быть может, сам Твитмайер был еще слишком молод и неопытен, или ему не хватило навыков и материальных ресурсов, чтобы упорно преследовать свои цели и должным образом представить свое открытие. А может быть, время было выбрано неудачно.

Твитмайер делал свой доклад о рефлексах как раз перед обедом и был одним из череды выступающих в многочасовой конференции, работающей под председательством Вильяма Джемса. Конференция явно затягивалась, и Джемс (видимо, он был голоден и к тому же откровенно скучал) завершил ее, нс дав достаточного времени для обсуждения выступления Твитмайера.

Несмотря на то, что история Твитмайера периодически всплывает как пример одновременного открытия одного и того же явления двумя учеными (см. Coon. 1982; Miscco & Samelson. 1983, Windholz. 1986), эта история также является примером трагедии ученого, который мог стать великим, совершив одно из самых важных открытий в психологии, но не стал. (Benjamin. 1987. P. 1119).

Комментарии

Павлов продемонстрировал, что высшая нервная деятельность может изучаться в терминах физиологии, на подопытных животных и без привлечения такого понятия, как сознание. В дальнейшем методы условных рефлексов получили широкое применение в бихевиоральной терапии. Таким образом, работы Павлова оказали огромное влияние на уклон научной психологии в сторону большей объективности в предмете изучения и методах, а также усилил тенденцию к функциональности и практичности.

Павлов продолжил традиции механицизма и атомизма, в которых с самого начала формировалась новая психология. Согласно взглядам Павлова, собаки и люди, как и все прочие животные, были механизмами. Он придерживался представления, согласно которому (Mazlish. 1993. P. 124).

Условные методы Павлова предоставили психологической науке базовый элемент поведения, конкретную рабочую единицу, к которой могло быть сведено сложное человеческое поведение для его изучения в лабораторных условиях. Джон Б. Уотсон ухватился за эту рабочую единицу и сделал ее ядром своей программы. Павлов был удовлетворен работами Уотсона, заметив, что развитие бихевиоризма в Соединенных Штатах является подтверждением его идей и методов.

По иронии судьбы самое сильное влияние идеи Павлова оказали именно на психологию - то есть ту область, к которой он не особенно благоволил. Он был знаком со структурной и функциональной психологией, но соглашался с Джемсом в том, что психология еще не достигла уровня подлинной науки. Поэтому Павлов исключил психологию из сферы своей деятельности. Он облагал штрафами сотрудников, которые использовали психологическую, а не физиологическую терминологию, и в своих выступлениях не раз склонял (Woodworth. 1948. P. 60).

В конце жизни Павлов изменил свое отношение и даже стал называть себя психологом-экспериментатором. Но как бы то ни было, его исходно негативное отношение к этой области науки не помешало психологам эффективно использовать плоды его трудов.

Владимир М. Бехтерев (1857-1927)

Владимир Бехтерев является важной фигурой в развитии зоопсихологии. Он способствовал продвижению этой области науки от субъективных идей в сторону объективно наблюдаемого внешнего поведения. Менее известный, чем Иван Павлов, этот выдающийся русский физиолог, невропатолог и психиатр стал пионером во многих областях исследований. Он был политическим радикалом, который открыто критиковал царский режим и правительство. Он принимал на работу и учебу женщин и евреев - и это в то время, когда они в массовом порядке исключались из российских университетов.

Бехтерев получил ученую степень в санкт-петербургской Военно-медицинской академии в 1881 году. Он учился в Лейпцигском университете вместе с Вильгельмом Вундтом, прослушал курсы в Берлине и Париже и вернулся в Россию, чтобы вступить на должность профессора кафедры нервных болезней в Казанском университете. В 1893 году он был назначен заведующим кафедрой душевных и нервных болезней Военно-медицинской академии, где организовал психиатрическую лечебницу. В 1907 году он основал Психоневрологический институт - носящий теперь его имя - и начал там проводить в жизнь программу неврологических исследований.

Бехтерев и Павлов стали непримиримыми противниками после того, как Павлов опубликовал негативный отклик на одну из книг Бех-терева. (Ljunggren. 1990. P. 60).

В 1927 году, через 10 лет после того, как большевистская революция свергла царя, Бехтерев был вызван в Москву для лечения советского диктатора Иосифа Сталина, про которого говорили, что он испытывает периоды депрессии. Бехтерев сказал Сталину, что тот страдает тяжелой формой паранойи. Бехтерев умер подозрительно скоро - в тот же вечер. Вскрытия для выяснения причины смерти сделано не было, тело кремировали. Существует мнение, что Бехтерев был отравлен по приказу Сталина в отместку за страшный диагноз. Позднее Сталин приказал прекратить работы Бехтерева. Сын Бехтерева по приказу Сталина был расстрелян (Ljunggren. 1990).

Сочетательные рефлексы

В то время как исследования Павлова проводились почти исключительно с целью изучения выделений пищеварительных желез, Бехте-рев в основном занимался условными рефлексами в моторике. Он распространил условные принципы Павлова на мускулы. Основным открытием Бехтерева стали сочетательные рефлексы, выявленные в результате исследования моторных реакций. Бехтерев обнаружил, что рефлекторные движения - например, отдергивание пальца от предметов, грозящих ударом электрического тока, - могут возникать не только под воздействием безусловных раздражителей (например, удара электрического тока), но и под воздействием стимулов, которые сочетаются с исходным, - так, звук зуммера, звучащего во время удара электрического тока, вскоре заставляет испытуемого отдергивать палец.

Можно было объяснить это явление в терминах психических процессов, но Бехтерев считал реакции рефлекторными. Далее, он полагал, что поведение высшего уровня можно объяснить, рассматривая его как сочетание или накопление моторных рефлексов нижнего уровня. Процессам мышления, по мнению Бехтерева, присущ аналогичный характер - в том смысле, что они зависят от внутренних действий речевой мускулатуры; эта идея позднее была подхвачена Уотсоном. Бехтерев боролся за применение абсолютно объективного подхода; он искоренял использование психической терминологии или концепции.

Бехтерев представил свои идеи в книге , опубликованной в 1907 году. Книга была переведена на немецкий и французский языки в 1913 году, именно в это время се и прочитал Уотсон. Третье издание вышло в английском переводе в 1932 году под названием .

Комментарии

Начиная от самых истоков зоопсихологии - уже в работах Рома-неса и Моргана - можно наблюдать постепенное движение психологии в сторону возрастающей объективности как в выборе предмета изучения, так и в методологии. Первые работы в этой области породили концепцию сознания и психических процессов; они основывались на субъективном методе исследования. Однако в начале XX века зоопсихология стала совершенно объективной наукой как по предмету исследования, так и по применяемым методам. , , , - подобные термины не оставляли никаких сомнений в том, что зоопсихология рассталась со своим субъективным прошлым.

Вскоре зоопсихологии предстояло стать моделью для разработки учения о поведении - бихевиоризма, основатель которого, Уотсон, предпочитал при проведении исследований использовать животных, а не людей. Ознакомившись с результатами исследований специалистов по зоопсихологии и обработав их, Уотсон разработал основы науки о поведении, положения которой в равной степени справедливы и для людей, и для животных.

Влияние функциональной психологии на бихевиоризм

Другим предшественником бихевиоризма явился функционализм. Не будучи всецело объективным течением, функциональная психология времен Уотсона тем не менее отличалась большей объективностью, чем прочие течения. Кеттел и его единомышленники делали главный акцент на поведение и объективность, выражая свое несогласие с понятием интроспекции. Прикладные психологи не находили применения для концепции сознания и интроспекции, в специальных областях утверждались принципы объективной функциональной психологии. Таким образом, даже до появления на научной арене самого Уотсона, функциональные психологи уже оторвались от психологии сознательного опыта Вундта и Титченера. В своих книгах и лекциях многие из них вполне определенно высказывались за объективную психологию, которая будет сосредоточена на изучении не сознания, а поведения.

Выступая на Всемирной ярмарке в Сент-Луисе, штат Миссури, в 1904 году, Кеттел сказал: (Cattell. 1904. P. 179-180, 186).

Уотсон присутствовал при выступлении Кеттела. Сходство его будущей позиции с утверждениями Кеттела настолько разительно, что один историк позднее предложил, чтобы Кеттела называли бихевиоризма Уотсона (Burnhann. 1968. P. 149).

За десять лет до того, как Уотсон основал бихевиоризм, интеллектуальный климат Соединенных Штатов благоволил к идее объективной психологии. Общая тенденция развития американской психологии была направлена в сторону бихевиоризма. Роберт Вудворт из Колумбийского университета заметил, что американские психологи (Woodworth.

1943. P. 28).

В 1911 году Уолтер Пилсбери, который учился вместе с Титченером, в своей книге определил психологию как (курсив автора). Он настаивал на том, что к человеку надо относиться столь же объективно, как и к любому другому объекту физического мира. В том же году Вильям Монтегю представил в нью-йоркское отделение Американской психологической ассоциации работу под названием Он говорил о (Benjamin. 1993Ь. Р. 77). Макс Мейер опубликовал книгу (Fundamental Laws of Human Behavior), Вильям Мак-Дугалл написал книгу (Psychology: The Study of Behavior); а НайтДанлоп, психолог университета Джонса Хопкинса, где преподавал Уотсон, предложил вообще вычеркнуть понятие интроспекции из психологии.

Энджелл - возможно, наиболее прогрессивный из функциональных психологов - полагал, что американская психология готова к переходу к большей объективности. В 1910 году он говорил, что термин в конце концов исчезнет из психологии, как уже исчез термин . Три года спустя, незадолго до публикации манифеста бихевиоризма Уотсона, Энджелл предположил, что будет гораздо полезнее забыть о сознании и вместо этого объективно описывать поведение людей и животных.

Таким образом, мысль о том, что психология должна стать наукой о поведении, уже собирала своих сторонников. Величие Уотсона состоит не в том, что он первым предложил новую идею, но в том, что он услышал - возможно, более ясно, чем кто-либо другой, - к чему призывает время. Он энергично отозвался на этот зов и стал адептом революции, в неизбежности и успехе которой он не сомневался, так как эта революция уже совершалась.

Рекомендуемая литература

Bitterman.M. Е. (1969) Thorndike and the problem of animal intelligence. American Psychologist, 24, 444-453. Описывается работа Торн-дайка в Колумбийском университете и его экспериментальный для научения животных.

Fernald, D. (1984) The Hans legacy: A story of science. Hilisdale, NJ: Eribaum. Пересказ истории об Умном Гансе и выводов его научного расследования.

Windholz, G. (1990) Pavlov and the Pavlovians in the laboratory, foumal of the History of the Behavioral Sciences. 26, 64-74. Описание будней павловской лаборатории (1897-1936) и того влияния, которое оказывал Павлов на своих сотрудников и студентов.

Yerkes, R. М. & Morgulis, S. (1909) The method of Pavlov in animal psychology. Psychological Bulletin, 6, 257-273. Статья, которая привлекла внимание американцев к работам Павлова.

Глава 10

Бихевиоризм: истоки

Джон Б. Уотсон (1878-1958)

Мы рассмотрели некоторые источники бихевиоризма, которые оказали влияние на Уотсона во время его попыток выстроить новую школу психологического мышления. Уотсон признавал, что систематизацию нового учения нельзя отождествлять с его созданием, и сам описывал свои усилия как попытку кристаллизации уже существующих течений. Подобно Вундту, Уотсон объявил, что его задачей является лишь формальное основание новой психологической школы. Это намерение сразу отмежевало его от тех, кого в истории науки считают предтечами бихевиоризма.

Страницы жизни

Джон Б. Уотсон родился на ферме недалеко от Гринвилла, штат Южная Каролина. Начальное образование он получил в сельской школе, где все классы располагались в одной комнате. Его мать была глубоко религиозным человеком, зато отец, напротив, был неверующим. Старший Уотсон пил, был подвержен проявлениям буйного нрава и имел внебрачные связи.

Поскольку отец Уотсона никогда надолго не задерживался ни на одной работе, семья жила на грани нищеты, за счет своей фермы. Соседи относились к этой семье с жалостью и презрением. Когда Уотсону было тринадцать лет, его отец сбежал из семьи с другой женщиной, чтобы больше никогда не вернуться, и для Уотсона это была травма на всю жизнь. Много лет спустя, когда Уотсон стал богатым и известным человеком, его отец приехал в Нью-Йорк, чтобы увидеться с ним, но Уотсон отказался от встречи.

В ранней юности и в молодости Уотсон, по слухам, был типичным правонарушителем. Он сам говорил о себе как о подростке ленивом и непослушном. В учебе он выполнял ровно столько, чтобы обеспечить себе перевод в следующий класс. Учителя характеризовали его как нерадивого ученика, спорщика, часто не поддающегося контролю. Он ввязывался в драки, дважды был арестован, причем один раз за стрельбу в черте города. Тем не менее, в возрасте шестнадцати лет он поступил в баптистский университет Фурмана в Гринвилле, намереваясь стать священником, как когда-то обещал своей матери. Молодой Уотсон изучал философию, математику, латынь и греческий язык и собирался следующей осенью, в 1899 году, закончить университет и поступить в Прин-стонскую теологическую семинарию.

Но в последний год обучения в университете Фурмана с Уотсоном произошла странная вещь. Профессор предупредил, что те студенты, которые сдадут экзаменационную работу со страницами, расположенными в обратном порядке, получат неудовлетворительную оценку за весь курс. Уотсон вступил в спор, сложил страницы задом наперед и в таком виде сдал экзаменационную работу. И провалился. По крайней мере, так об этом рассказывал сам Уотсон.

Недавние исследования документальных материалов показали, что на самом деле Уотсон вовсе не провалил этот экзамен. Биограф полагает, что история, рассказанная Уотсоном, все же раскрывает нечто в личности ученого, а именно его (Buckley. 1989. P. II).

Один из преподавателей университета Фурмана вспоминает Уотсона как (Brewer. 1991. P. 174).

Уотсон оставался в университете Фурмана еще год и получил степень магистра в 1900 году, но в этом году скончалась его мать, освободив его от обета стать священником. Вместо того, чтобы поступать в Принстонскую теологическую семинарию, Уотсон направился в Чикагский университет. В то время он был (Buckley. 1989. P. 39).

Уотсон выбрал Чикаго для написания своей диссертации по философии вместе с Джоном Дьюи, но через некоторое время оказалось, что он не может найти с Дьюи общего языка. (Watson. 1936. P. 274). Его увлечение философией угасло.

Ознакомившись с работами Энджелла в области функциональной психологии, Уотсон увлекся психологией. Кроме того, он начал изучать биологию и физиологию вместе с Жаком Лебом, который изложил ему концепцию механицизма. Уотсон работал в нескольких местах - официантом в пансионе, уборщиком в лаборатории (в его обязанности входило вытирание пыли с рабочего стола Энджелла). Незадолго до окончания аспирантуры Уотсон пережил период, когда у него случались приступы беспочвенного беспокойства', некоторое время он даже не мог спать, если в его комнате нс горел свет.

В 1903 году Уотсон получил степень доктора философии и стал самым молодым доктором Чикагского университета. Несмотря на то, что он закончил университет с почетом (magna cum laudc. Phi Beta Kappa), он испытывал сильнейшее чувство собственной неполноценности, потому что Энджелл и Дьюи сказали ему, что он сдал экзамен на звание доктора не столь блестяще, как Хелен Томпсон Вули, которая закончила университет за два года до него.

В том же году Уотсон женился на своей студентке, девятнадцатилетней Мэри Икес, которая вышла из влиятельной в политической и общественной жизни семьи. Молодая женщина в одной из экзаменационных работ написала Уотсону длинное любовное послание в стихах. Неизвестно, получила ли она какую-нибудь ученую степень, но Уотсона она, несомненно, получила.

До 1908 года Уотсон оставался в Чикагском университете в должности преподавателя. Он опубликовал диссертацию, посвященную физиологическому и неврологическому созреванию белой крысы, тем самым продемонстрировав свою приверженность к исследованиям на животных. (Watson. 1936. P. 276).

Коллеги Уотсона вспоминают, что он не был силен в области самоанализа. Он определенно не обладал ни талантами, ни темпераментом, необходимыми для проведения самонаблюдений. Возможно, именно этот недостаток и направил его энергию на изучение объективной психоло-^О Вули Дьюи говорил как о наиболее выдающейся студентке, которая у него когда-либо училась; она закончила университет с summa cum laude и позднее стала первым исследователем психологии женщин (см. главу 16) (James. 1994).

гии поведения. Ведь если уж у него ничего не вышло с самоанализом, который являлся основной методикой в избранной им области науки, то перспектива карьеры для него становилась весьма туманной. В этом случае ему необходимо было выработать совершенно иной подход. Кроме того, если психология является наукой, которая изучает только поведение - а это можно исследовать на животных точно так же, как и на людях, - то профессиональные интересы специалиста по зоопсихологии вполне можно ввести в основное русло этой области науки.

В 1908 году Уотсону предложили должность профессора в университете Джонса Хопкинса в Балтиморе. Несмотря на то, что ему совсем не хотелось покидать Чикаго, новая престижная должность, возможность управлять своей лабораторией и значительная прибавка к заработной плате, которую предложил Джонс Хопкинс, не оставили ему иного выбора. Уотсон провел в университете Джонса Хопкинса двенадцать лет, и эти годы стали для него самыми плодотворными.

Человеком, который пригласил Уотсона на работу в университет Джонса Хопкинса, был Джеймс Марк Болдуин (1861-1934), тот самый психолог, который совместно с Кеттелом начал издавать журнал . Через год после приезда Уотсона Болдуин вынужден был уйти с работы в результате крупного скандала: его задержали во время полицейской облавы в публичном доме. Объяснения Болдуина о причинах его пребывания в этом мало почтенном заведении не показались президенту университета удовлетворительными. (Evans & Scott. 1978. P. 713).

Болдуин стал изгоем в американской психологии и провел остаток жизни в Европе. Спустя одиннадцать лет история повторилась, когда президент того же университета потребовал отставки Уотсона по причине скандала.

Но в то время, после отставки Болдуина, Уотсон получил повышение. Он стал заведующим кафедрой психологии и занял место Болду-ина в качестве редактора влиятельного журнала . Таким образом, в возрасте тридцати одного года Уотсон стал важной персоной в американской психологии. Он оказался в нужном месте в нужное время.

В университете Джонса Хопкинса Уотсон пользовался огромной популярностью среди студентов. Они посвятили ему выпускной альбом и объявили самым красивым профессором, что несомненно является уникальным в истории психологической науки знаком отличия. Уотсон, как и прежде, оставался столь же честолюбивым и целеустремленным, нередко он доводил себя до грани истощения. Он постоянно боролся против (Buckley. 1989. P. 67).

С 1903 года он начал серьезно размышлять о более объективном подходе к психологии, а впервые публично высказал эти идеи в 1908 году в Балтиморе, во время ежегодной конференции Южного общества психологии и философии. В своей статье Уотсон утверждал, что концепции психических процессов, или процессов мышления, (Pate. 1993. P. 5). В 1912 году по приглашению Кеттела Уотсон выступил с циклом лекций в Колумбийском университете, где затронул те же самые вопросы. В следующем году он опубликовал свою, ставшую знаменитой, статью в журнале (Watson. 1913), положив таким образом начало бихевиоризму как разделу науки.

Книга (Behavior: An Introduction to Comparative Psychology) появилась в 1914 году. В этой работе Уотсон выступает за признание зоопсихологии и описывает преимущества использования подопытных животных в психологических исследованиях. Многим более молодым психологам и аспирантам его идеи о психологии поведения показались привлекательными. Они считали, что Уотсон очистил затхлую атмосферу психологической науки, отбросив устаревшие мифы, перенесенные из философии.

Мэри Ковер Джонс (1896-1987), в те годы аспирантка, а затем президент Департамента развития психологии при Американской психологической ассоциации, вспоминает, с каким восхищением и энтузиазмом приветствовалось появление каждой новой работы Уотсона. (Jones.

1974. P. 582). Более старые психологи не были в такой степени захвачены программой Уотсона. Фактически, многие отвергали его подход.

Только через два года после публикации статьи в журнале Уотсон был избран президентом Американской психологической ассоциации. В то время ему исполнилось тридцать семь лет. Это избрание не следует считать официальным одобрением его позиций. Оно скорее явилось признанием его значительной роли в области психологии и его тесных личных связей со многими выдающимися психологами.

Уотсон хотел, чтобы бихевиоризм имел практическое значение. Его идеи имели отношение не только к работе в лабораториях, но и ко всему окружающему миру, и потому он напряженно работал, продвигая специалистов по прикладной психологии. В 1916 году он стал консультантом по персоналу в крупной страховой компании и предложил прочитать курс лекций по психологии рекламы для студентов, изучающих бизнес в университете Джонса Хопкинса.

Профессиональная деятельность Уотсона была прервана начавшейся первой мировой войной, он стал майором авиационной службы. После войны, в 1918 году, он начал проводить исследования на детях, что стало одной из самых первых попыток проведения экспериментальной работы с детьми.

Его следующая книга (Psychology from the Standpoint of a Behaviorist) была опубликована в 1919 году. Она являлась более полным изложением основ бихевиоризма и утверждала, что методы и принципы, рекомендуемые для зоопсихологии, являются уместными и при изучении поведения людей.

Тем временем семейная жизнь Уотсона постепенно шла к крушению. Его неверность огорчала жену. В письме к Энджеллу Уотсон писал, что жена больше не любит его. (цит. по: Backley.

1994. P. 27). Однако Уотсон был готов запутать свою жизнь еще больше. Он влюбился в свою аспирантку и ассистентку Розалию Рейнер, в девушку вдвое младше его по возрасту, из богатой балтиморской семьи (Рейнеры делали университету крупные денежные пожертвования). Уотсон писал ей страстные (хотя и несколько наукообразные) любовные послания, пятнадцать из которых были перехвачены его женой. Выдержки из этих писем были опубликованы в газете во время сенсационного бракоразводного процесса, который не замедлил последовать. (цит. пo: Pauly. 1979. P. 40).

Это положило конец многообещающей академической карьере Уотсо-на. Его вынудили подать в отставку и покинуть университет Джонса Хоп-кинса. (Backley. 1994. P. 31). Несмотря на то, что Уотсон женился на Розалии Рейнер, он так никогда и не смог получить академической должности. Ни один университет не осмеливался пригласить его на постоянную работу из-за репутации, связанной с его именем, и вскоре он понял, что должен начать новую жизнь. (цит. по: Pauly. 1986. P. 39).

Многие коллеги из научного мира, в том числе и наставник Уотсона, Энджелл из Чикагского университета, открыто критиковали его. Он испытал горькую обиду и (Brewer. 1991. P. 179- 180). По иронии судьбы, один только Э. Б. Титченер из Корнеллского университета, несмотря на всю разницу темпераментов, оказал Уотсону эмоциональную поддержку во время его душевного кризиса.

Безработный, обязанный выплачивать алименты бывшей жене и детям в размере двух третей заработка, Уотсон начал вторую профессиональную карьеру - прикладного психолога в области рекламы. В 1921 году он поступил в рекламное агентство Дж. Уолтера Томпсона, на годовой оклад в 25 тысяч долларов, что в четыре раза превышало его академические заработки. Он проводил опросы потребителей, продавал кофе, работал кассиром в универмаге Мэйси - и все это для того, чтобы лучше познакомиться с миром бизнеса. Работая со свойственной ему энергией и одаренностью, он в течение трех лет стал вице-президентом фирмы. В 1936 году он перешел в другое агентство, где и работал до ухода в отставку в 1945 году.

Уотсон полагал, что люди действуют, как машины, и что их поведение в качестве потребителей можно контролировать и предсказывать, как и поведение других машин. Для того, чтобы управлять потребителем, (цит. по: Barkicy. 1982. P. 212).

Он предположил, что поведение потребителя необходимо изучать в лабораторных условиях, и настаивал на том, что рекламные сообщения должны делать акцент не столько на содержании, сколько на форме и стиле, должны стремиться произвести впечатление новым дизайном или образом. Цель состоит в том, чтобы заставить потребителя почувствовать неудовлетворенность теми товарами, которыми он пользуется в настоящее время, и разбудить в нем желание обладать новыми.

В течение многих лет Уотсону приписывали первенство в высказывании идеи привлечения знаменитостей для рекламы товаров и услуг, а также в применении методов манипулирования мотивами, эмоциями и потребностями людей. Недавние исследования показали, что, несмотря на активное продвижение этих методов Уотсоном, они уже применялись до того, как он занялся рекламной деятельностью (Coon. 1994: Kreshel. 1990). Тем не менее, вклад Уотсона в рекламный бизнес был довольно ощутимым и дал ему положение, процветание и известность.

После 1920 года все контакты Уотсона с миром науки стали исключительно косвенными. Он уделял много времени популяризации своих идей, с помощью различных средств массовой информации. Он читал лекции, выступал на радио, публиковал статьи в популярных журналах, таких как , , , , , что несомненно способствовало расширению его известности.

В своих статьях Уотсон предпринял попытку донести идеи бихевиоризма до широкой публики. Он излагал все простым н понятным, можно даже сказать, примитивным языком. В своей автобиографии он писал, что, поскольку у него нет больше возможности публиковать свои работы в научных психологических журналах, то он не видит причин, почему бы ему не попытаться широкой публике (Watson. 1936). Несмотря на то, что эти публикации популяризировали его научные идеи, Уотсон подвергся еще большему отчуждению научной общественности. (Kreshel. 1990. P. 56).

Единственным официальным контактом Уотсона с академической психологией явилась серия лекций, прочитанная им в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорк Сити. Эти лекции послужили основой его будущей книги (Behaviorism, 1925, 1930), в которой он излагал свою программу оздоровления общества.

В 1928 году он опубликовал книгу о воспитании детей (Psychological Care of the Infant and Child), в которой описал отнюдь не либеральную, а скорее предписывающую выполнение строгих правил, систему воспитания ребенка - систему, способствующую формированию у ребенка устойчивых связей с окружающей средой. Книга содержала множество рекомендаций по воспитанию ребенка в духе бихевиоризма.

К примеру, родителям запрещалось и рекомендовалось (V^atson. 1928. P. 81-82).

Эта книга преобразила принятую в Америке практику воспитания детей, она оказала на людей самое сильное влияние из всего, что было написано Уотсоном. Поколения детей, включая его собственных, были воспитаны в соответствии с установленными предписаниями. Сын Уотсона Джеймс, предприниматель из Калифорнии, вспоминал в 1987 году, что отец не мог позволить себе проявлений нежности по отношению к детям, никогда не целовал их и не прикасался к ним.

Он писал, что отец был (цит. по: Hannush.

1987. P. 37-138).

Розалия Рейнер Уотсон опубликовала статью в журнале для родителей, озаглавленную (I am the Mother of a Behaviorist's Sons), в которой она высказывает некоторое несогласие с методами воспитания, практикуемыми ее мужем. Она писала, что ей со своей стороны трудно полностью подавить проявления нежности к детям и что нередко она страстно желает поломать рамки и правила бихевиоризма. Правда, ее сын Джеймс что-то не может припомнить, чтобы такое когда-либо происходило.

Уотсон был умен, умел хорошо говорить, его мужественная красота и легендарное обаяние сделали его знаменитостью. Большую часть

своей жизни он был на глазах у широкой публики и с удовольствием принимал знаки внимания. Его одежда всегда была элегантной и стильной. Он принимал участие в гонках на скоростных катерах. Он общался со сливками общества Нью-Йорка и (Buckley. 1989. P. 177).

Кроме того, он считал себя хорошим любовником и искателем романтических приключений. Он привлекал толпы молодых поклонниц (Brewer. 1991. P. 180; Bumham. 1994. P. 69). В штате Коннектикут он завел себе имение со множеством слуг, но тем не менее любил одеться в старую одежду и собственноручно выполнять все работы по саду.

Жизнь Уотсона изменилась в 1935 году, когда умерла его жена Розалия. Джеймс вспоминает, что это был единственный случай, когда он увидел отца плачущим. На какое-то короткое мгновение Уотсон обнял сына за плечи. Миртл Мак Гро, психолог из Нью-Йорка, встретила Уотсона вскоре после этого события. Он рассказал ей, насколько неподготовленным он оказался к смерти жены: будучи на 20 лет старше Розалии, он всегда был уверен в том, что умрет раньше. Он долго беседовал с Мак Гро и (McGraw. 1990. P. 936).

Действительно, Уотсон так никогда и не оправился. Он стал затворником, изолировал себя от всяких общественных контактов и полностью погрузился в работу. Он продал свое имение и перебрался в деревянный фермерский домик, который напоминал дом его детства.

В 1957 году, когда Уотсону исполнилось 79 лет. Американская психологическая ассоциация проголосовала за то, чтобы внести его имя в почетный список, оценив его работу как . Компаньон привел Уотсона в гостиницу в Нью-Йорке, где должна была состояться церемония. Но (Buckley. 1989. P. 182).

Он умер в следующем году. Но прежде сжег все свои письма, рукописи и заметки, бросая их в огонь одно за другим - он ничего не оставил историкам.

Первоисточники по истории бихевиоризма: из книги Джона Б. Уотсона

Нет лучшей исходной точки для обсуждения бихевиоризма Уотсо-на, чем самая первая работа, которая послужила началом всему движению (Psychology as the Behaviorist Views It) из журнала за 1913 год^. В характерном для него четком и ясном стиле Уотсон говорит о следующих вопросах:

1. Об определении и задачах психологии.

2. О критике структурализма и функционализма.

3. О роли в адаптации организма к окружающей среде.

4. О том, что область прикладной психологии является истинно научной, поскольку она занята поиском общих законов, которые могут быть использованы для контроля за поведением.

5. О важности обеспечения единообразности экспериментальных процедур при исследованиях как людей, так и животных.

Психология, как ее видит представитель бихевиоризма, представляет собой чисто объективную экспериментальную отрасль естественных наук. Ее теоретической задачей является прогнозирование поведения и управление поведением. Интроспекция не является существенной частью этого метода, так как научные данные интроспекции зависят от того, каким образом они могут быть выражены в терминах существования сознания. Бихевиорист в своем стремлении выработать унитарную схему реакций животного не видит никакой разделительной черты между человеком и животным. Поведение человека, при всей его сложности и высоком уровне развития, составляет только часть общей схемы исследований в бихевиоризме.

В качестве основной проблемы приверженцами феномена сознания, с одной стороны, был взят анализ сложных душевных состояний (или процессов) и разложение их на элементарные составляющие, с другой - конструирование сложных состояний на основе заданных элементарных составляющих. Мир физических объектов (раздражений или стимулов, которые включают все, что может инициировать активность рецепторов), который формирует общий круг феноменов, подлежащих исследованию ученого-естествоиспытателя, рассматривается ими просто как средство для достижения результата. Этим результатом является создание таких психических состоянии, которые можно ^исследовать> или . Объектом наблюдения в случае рассмотрения эмоций является само психическое состояние. Проблема состоит в том, чтобы определить количество и типы присутствующих элементарных составляющих, их расположение, интенсивность, порядок проявления и т. д.

Не подлежит обсуждению тот факт, что интроспекция является методом par excellence, с помощью которого ради научной цели можно осуществлять манипулирование психическими состояниями. При таком допущении информация о поведении (данный термин включает все, что проходит под флагом сравнительной психологии) сама по себе не имеет никакой ценности. Эта информация приобретает ценность постольку, поскольку может пролить свет на состояние сознания. Подобная информация может иметь лишь аналоговое или косвенное отношение к области научной психологии...

Я вовсе не хочу подвергать психологию безосновательной критике. За последние пятьдесят с лишним лет своего существования в качестве экспериментальной дисциплины она и так уже потерпела сокрушительную неудачу и так и не смогла занять свое место в ряду бесспорных естественных наук. Психология, как ее обычно воспринимают, в своих методах является чем-то эзотерическим. Если вы не можете воспроизвести результаты моих исследований, то это происходит не по причине отказа вашей аппаратуры или плохого контролирования стимулов, а потому, что ваша интроспекция не достаточно хороша. Нападкам подвергается наблюдатель, а не экспериментальная установка.

В физике и химии в первую очередь подвергаются сомнению условия эксперимента. Либо приборы не были достаточно чувствительными, либо использовались недостаточно чистые химические вещества, и так далее. В этих науках улучшенная методика приводит к получению отчетливых результатов. В психологии же все наоборот. Если вы не можете наблюдать от трех до девяти состояний ясности внимания, то у вас определенно не в порядке интроспекция. Если же, напротив, какое-то ощущение является для вас особенно ясным, то опять-таки интроспекция виновата. Вы видите слишком многое. Чувства никогда не бывают четко выраженными.

Похоже, что наступили такие времена, когда психология должна полностью отказаться от каких-либо ссылок на сознание. Нет больше необходимости обманывать себя измышлениями о том, что именно психические состояния являются предметом наблюдения. Мы настолько запутались в спекулятивных вопросах, связанных с элементами сознания, с природой содержимого сознания.., что я, как исследователь-экспериментатор, чувствую неправомерность самих наших исходных положений и тех проблем, которые мы развиваем на их основе.

В настоящее время невозможно гарантировать, что, используя терминологию современной психологии, мы подразумеваем под применяемыми терминами одно и то же. Рассмотрим, например, такое понятие как ощущение. Ощущение определяется набором своих атрибутов. Один психолог с готовностью утверждает, что атрибутами визуального ощущения являются качественные характеристики, протяженность в пространстве, продолжительность во времени и интенсивность. Другой добавит четкость. Третий приплюсует упорядоченность. Я сомневаюсь в том, что какой-либо психолог сможет сформировать набор утверждений, описывающих то, что он подразумевает под ощущением, таким образом, чтобы с этим набором утверждений могли согласиться три других психолога, получивших иное образование.

Теперь перейдем ненадолго к вопросу о количестве изолированных ощущений. Существует ли огромное множество ощущений цвета или же их только четыре: красный, зеленый, желтый и синий? Опять-таки, желтый цвет, являющийся с точки зрения психологии простым, формируется в результате наложения красных и зеленых спектральных лучей на одну и ту же рассеивающую поверхность. Если же, с другой стороны, мы станем утверждать, что каждое, едва заметное различие в восприятии спектра дает нам новое простое ощущение, то мы вынуждены будем признать, что количество простых ощущений настолько велико, а условия получения их настолько сложны, что это делает саму концепцию ощущения совершенно бесполезной и для целей анализа, и для целей синтеза.

Титченер, который в нашей стране вел доблестное сражение за психологию, основанную на интроспекции, чувствовал, что эти различия во мнениях, касающиеся количества ощущений, их атрибутов, существования связей (элементов), и многие другие вопросы, возникающие при любой попытке проведения анализа, естественным образом говорят о современном недоразвитом состоянии психологии. Поскольку допускается, что любая развивающаяся наука полна вопросов, на которые нет ответа, несомненно, только те, кто привязан к существующей, известной нам системе, кто боролся и страдал за нее, могут свято верить в то, что впереди возможно большее, чем в настоящее время, единообразие в ответах на подобные вопросы.

Лично я твердо убежден в том, что и через двести лет, если только интроспективные методы не будут попросту отброшены, психологи не перестанут задавать вопросы о том, имеет ли слуховое ощущение атрибут длительности, можно ли применить понятие интенсивности как атрибут цвета, существует ли разница в текстуре между образом и ощущением, и еще сотни подобных вопросов...

Я веду спор не только с систематическими или структурными психологами. За последние пятнадцать лет наблюдался рост того, что называется функциональной психологией. Этот тип психологии открыто отрицает использование понятия, элементов в том смысле, как это принято у структуралистов. Напротив, усиливается акцент на физиологическую природу процессов сознания, вместо разбиения состояний сознания на интроспективные изолированные элементы.

Я сделал все, что было в моих силах, чтобы осознать различие между структурной и функциональной психологией. Однако вместо ясности я обрел только еще большую путаницу понятий. Такие термины как , , , , , используются в равной степени как структуралистами, так и функционалистами... определенно, если эти концепции являются настолько ускользающими при рассматривании их содержания, то они оказываются еще более обманчивыми при попытках разобраться в их функциях, а особенно в тех случаях, когда функция рассматривается при использовании методов интроспекции...

Я был весьма удивлен, когда, некоторое время тому назад, открыв книгу Пилсбери, обнаружил определение психологии как . Еще более поздний текст определяет психологию как . Когда я увидел эти многообещающие утверждения, я подумал, что теперь-то мы получим работы, основанные на других принципах. Но уже через несколько страниц отбрасывается, и мы снова видим привычные понятия ощущения, восприятия, воображения и так далее, приправленные небольшим числом новых данных и несколько смещенными акцентами, которые призваны донести до читателя личные особенности автора.

Я уверен, что мы можем писать о психологии, давая ей определение в духе Пилсбери, и затем никогда не отходить от этого определения и никогда больше не применять таких терминов, как , , , , и так далее... Все это можно проделать, используя такие термины, как , , , и им подобные. Более того, я уверен в том, что есть смысл предпринять такие попытки уже сейчас.

Та психология, которую я попытаюсь построить, в качестве своих исходных позиций будет принимать, во-первых, тот наблюдаемый факт, что организмы, как человечека, так и животных, действительно адаптируются к окружающей среде с помощью средств, доставшихся им по наследству или приобретенных самостоятельно. Эта адаптация может быть весьма адекватной, или же настолько неадекватной, что организм может с трудом поддерживать свое существование. Во-вторых, некоторые раздражения заставляют организм ответно реагировать. В тщательно разработанной научной системе психологии можно прогнозировать реакцию организма при данном раздражении, или, наоборот, определить раздражение при известной реакции организма. Я понимаю, что подобный набор утверждений выглядит крайне сырым и самоуверенным, как, впрочем, и все смелые обобщения. И все-таки он является менее сырым и более понятным, чем те понятия, которыми изобилуют психологические сочинения наших дней...

Что дает мне уверенность в том, что позиции бихевиоризма можно защищать, так это факт, что те отрасли психологии, которые уже частично отделились от породившей их экспериментальной психологии и которые, следовательно, в меньшей степени зависят от интроспекции, в настоящее время находятся в состоянии наибольшего процветания. Экспериментальная педагогика, психология наркотиков, психология рекламы, психология права, психология опытов, психопатология являются стремительно развивающимися, жизнеспособными отраслями науки. Их нередко совершенно неправильно называют или отраслями психологии. Можно с уверенностью сказать, что трудно придумать более неподходящее название. В будущем, возможно, будут развиваться бюро профессиональной ориентации, которые применят психологию на практике. В настоящее время эти области являются чисто научными и находятся в состоянии поиска широких обобщений, которые приведут к истинному контролю за человеческим поведением.

Например, экспериментальным путем можно выяснить, как лучше учить стихи, состоящие из отдельных строф: запоминать все сразу или же заучивать одну строфу, а затем переходить к следующей и так далее. Мы вовсе не собираемся руководить практическим внедрением сделанных нами открытий; применение разработанных принципов полностью отдается на усмотрение учителя.

В психологии наркотиков мы можем указать, каковы будут последствия принятия внутрь определенных доз кофеина. Мы можем прийти к заключению, что определенные дозы кофеина оказывают благотворное воздействие на скорость и точность выполнения работы. Но это не более чем изложение общих принципов. Мы оставляем на усмотрение самого человека, воспользуется он или нет нашими результатами.

При исследовании свидетельских показаний мы можем выяснить воздействие срока давности на надежность этих показаний. Мы проверяем показания свидетеля на точность оценки перемещения движущихся объектов, положения статичных объектов, цвета и так далее. Но применение полученных данных опять-таки оставляется на усмотрение судебных властей страны.

Если психолог утверждает, что его не интересуют вопросы, поднятые в этих разделах науки, поскольку они лишь косвенно связаны с применением психологии, это говорит о том, что он, во-первых, не способен понять научную значимость этих проблем, а во-вторых, что он не интересуется психологией, которая занимается человеческой жизнью. Единственный промах, который я обнаружил в вышеупомянутых психологических направлениях, заключается в том, что большая часть материала излагается в терминах интроспекции, тогда как утверждения в терминах объективных результатов были бы намного ценнее. Честно говоря, я так и не понял причину, по которой следовало бы обращаться к термину сознания; или искать в ходе экспериментов интроспективные данные и публиковать их в результатах исследований.

В экспериментальной педагогике просматривается стремление разместить все результаты в чисто научной, объективной плоскости. Если это будет сделано, то работу над людьми можно будет непосредственно сравнить с работой над животными. Например, в университете Хопкинса мистер Ульрих получил определенные результаты по изучению процесса научения, используя в качестве подопытного материала крыс. Он готов для сравнения выдавать результаты работы раз в день, три раза в день, пять раз в день. Ему решать, отрабатывать с животными одну задачу до конца или заниматься тремя задачами одновременно. Нам необходимо проведение подобных экспериментов на людях, но при этом мы должны столь же мало беспокоиться об их , сколь и о крыс.

В настоящее время я в большей степени заинтересован в попытках доказать необходимость поддержания единообразия экспериментальных процедур и методов представления результатов опытов на людях и животных, нежели в развитии каких-либо идей об изменениях, которые грядут в сфере изучения психологии человека.

Давайте сейчас рассмотрим диапазон раздражений, на которые реагируют животные. Сначала я коснусь работ, касающихся зрения животных. Мы ставим животное в такие условия, при которых оно отвечает (или учится отвечать) на один из двух монохроматических световых сигналов. Мы кормим его при включении одного сигнала (позитив) и наказываем при включении другого сигнала (негатив). Довольно быстро животное учится подходить к тому сигналу, по которому его кормят.

На этом этапе возникает вопрос, который я могу сформулировать двояко. Я могу выбрать психологический путь и сказать: Если же сформулировать этот вопрос в духе бихевиоризма, то он будет звучать следующим образом:

Бихевиорист никоим образом не думает о реакции животного в терминах его восприятия цвета и света. Он хочет выяснить, является ли длина волны фактором адаптации для животного. Если да, то какая длина волны является эффективной и какую разность между длинами волн необходимо обеспечить для того, чтобы создать основу для дифферентных реакций? Если длина волна не является фактором адаптации, то он хочет выяснить, какая разность в интенсивности может послужить основой для дифферентных реакций, и будет ли одна и та же разность в интенсивности одинаковой по всему спектру? Более того, он хочет выяснить, способно ли животное реагировать на такие длины волн, которые недоступны человеческому глазу. Он столь же заинтересован в сравнении результатов, полученных при экспериментах с крысой, сколь и при экспериментах с курицей или человеком. Точка зрения ни в малейшей степени не изменяется при различных наборах сравнений.

Каким бы образом ни был поставлен вопрос, мы занимаемся животным после того, как будут сформированы определенные ассоциации, мы проводим контрольные эксперименты, которые позволяют нам получить ответы на только что поставленные вопросы. Но с нашей стороны наблюдается сильнейшее желание поставить в условия подобного эксперимента не только животных, но и человека, и представить результаты обоих экспериментов в единых терминах.

При подобных опытах человек и животное должны быть поставлены как можно ближе по экспериментальным условиям. Вместо того, чтобы кормить или наказывать испытуемого, мы устанавливаем два прибора аппаратуры и просим испытуемого с помощью средств управления видоизменять один из раздражителей, добиваясь дифференциации восприятия, и при этом постоянно выражать свою ответную реакцию. Не подвергаю ли я себя опасности обвинения в использовании интроспекции? Мой ответ - ни в малейшей степени. Конечно, я мог бы и человеку давать пищу за правильный выбор или наказывать его за неправильный, тем самым добиваясь требуемой реакции, но я не вижу необходимости идти на такие крайние меры.

Однако следует хорошо понимать, что я просто использую описанный метод как сокращенный бихевиористский. Иногда мы и в этих случаях можем получить такие же результаты, как при использовании полноценного метода. Но в большинстве случаев такой прямой подход и типично человеческие методы не могут быть с уверенностью использованы.

Предположим, например, что в описанном выше эксперименте я сомневаюсь в точности установки контрольного прибора, что вполне может произойти, если я подозреваю наличие дефекта зрения. Попытаться получить у него интроспективный отчет - безнадежное дело. Он может сказать: . Но предположим, я организую условия эксперимента таким образом, что человека наказывают, если он не реагирует нужным образом. Я по своей воле меняю раздражители и заставляю испытуемого отличать одно от другого. Если испытуемый может научиться перестраиваться и адаптироваться даже после большого количества попыток, то это свидетельствует о том, что два раздражителя действительно ведут к формированию основы для дифференцирующейся реакции. Такой метод может показаться безумным, но я твердо уверен в том, что мы должны все больше полагаться именно на такие методы, особенно в тех случаях, когда у нас имеются основания для сомнений в надежности чисто словесных...

Ситуация при исследовании памяти мало отличается от описанной. Почти все методы изучения памяти, применяемые в настоящее время в лабораториях, дают те же результаты, о которых я говорил. Испытуемому предоставляется набор бессмысленных слогов или иной материал для запоминания. Нас интересуют данные о скорости формирования навыка, об ошибках, об особенностях формы кривой забывания, об устойчивости выработанного навыка, о соотношении данного навыка с другими, полученными в результате использования более сложного материала, и т. д. В настоящее время эти результаты получают в форме интроспективного отчета испытуемого. Эксперименты проводятся с целью рассмотрения механики психических процессов, участвующих в запоминании, обучении, при-поминании и забывании, а вовсе не для того, чтобы понять, каким образом у человека формируется тот или иной способ решения задач в крайне сложных условиях, в которые он поставлен, и не для того, чтобы указать на подобие и различия способов, присущих и человеку, и животному.

Ситуация несколько меняется, когда мы переходим к изучению более сложного поведения, имеющего отношение к воображению, пониманию, формированию суждений и т. д. В настоящее время все утверждения, относящиеся к этим понятиям, формулируются в терминах внутреннего содержания сознания. Наши умы настолько отравлены пятьюдесятью с лишнем годами, которые были посвящены исследованиям состояния сознания, что мы можем смотреть на эти проблемы только одним способом.

Мы должны посмотреть правде в глаза и честно сказать, что не способны проводить исследования по этим направлениям с использованием тех поведенческих методов, которые приняты в настоящее время. В качестве оправдания... я хочу привлечь внимание... к тому факту, что и интроспективный метод в этом направлении завел исследования в тупик. Сами предметы изучения от неподобающего обращения стали настолько потертыми, что следует на некоторое время отложить их в сторону. Когда наши методы будут разработаны тщательнее, у нас появится возможность проводить исследования все более и более сложных форм поведения. Те проблемы, решение которых сейчас приходится откладывать, со временем станут настоятельно требовать разрешения, но по мере возникновения этих проблем они будут рассматриваться под новым углом зрения и в более конкретных условиях...

Тот план развития, который я считаю наиболее благоприятным для психологии как науки, должен привести к полному игнорированию концепции сознания в том виде, в котором оно используется современными психологами, фактически, я отрицаю, что это царство психики является доступным для экспериментальных исследований. Я не хочу более углубляться в данную проблему, потому что это неизбежно ведет в дебри метафизики. Если вы дадите бихевиористу возможность использовать понятие сознания точно так же, как его используют прочие естественные науки, - то есть, не превращая сознание в особый объект наблюдения - то вы тем самым дадите ему все то, что требуется.

Я полагаю, что в заключение должен признать свою сильную предвзятость в этих вопросах. Я посвятил примерно двадцать лет жизни проведению экспериментов на животных. Естественно, что такой человек переходит на теоретические позиции, которые гармонично сочетаются с его экспериментальной деятельностью. Возможно, я сделал соломенное чучело и храбро воевал против него. Возможно, между теми положениями, которые я здесь описал, и положениями функциональной психологии имеется какая-то гармоническая связь. Но все же, я сомневаюсь в том, что эти положения можно согласовать. Несомненно, та точка зрения, которую я защищаю, в настоящее время является достаточно слабой, и ее можно атаковать с самых разных позиций. И тем не менее, даже признавая это, я все же чувствую, что высказанные мною соображения должны оказать глубокое влияние на тот вид психологии, который должен развиться в будущем. Нам же необходимо начинать работать в области психологии, ставя объективной целью нашего наступления не сознание, а поведение.

Реакция на программу Уотсона

Нападки Уотсона на традиционную психологию и его призыв к созданию нового подхода оказались волнующе привлекательными. Давайте снова рассмотрим основные положения Уотсона. Психология должна стать наукой о поведении, а не интроспективным исследованием сознания или чисто объективной экспериментальной отраслью естественных наук. Исследованию подлежит поведение как людей, так и животных.

Современная психология должна отбросить все менталистические концепции и использовать только концепции бихевиоризма, такие как раздражение (стимул) и реакция. Задачей психологии является прогнозирование поведения и управление поведением.

Несмотря на свою привлекательность, программа Уотсона нс везде была встречена с распростертыми объятиями. Поначалу бихевиоризм привлек лишь ограниченное внимание в профессиональных изданиях. И только после публикации в 1919 году книги Уотсона (Psycholo^i from the Stiincipoini of a Behaviorisi) новое движение обрело силу (Todd. 1994).

Одним из тех психологов, кто нс соглашался с Уотсоном. была Мэри Уайтон Калкинс. Подвергая сомнению отрицание интроспекции, она выступала от имени тех психологов, которые полагали, что отдельные психологические процессы могут быть исследованы только с помощью интроспекции. Спор продолжался в течение нескольких лет, иногда он специально подогревался: Маргарет Флой Уошбэрн дошла до того, что назвала Уотсона врагом психологии.

Однако движение в поддержку идей Уотсона продолжало шириться, особенно в среде молодых психологов, и к началу двадцатых годов университеты уже предлагали курсы по изучению бихевиоризма, а само слово начало появляться на страницах профессиональных изданий. Вильям Мак-Дугалл, оппонент бихевиоризма, настолько забеспокоился из-за растущей популярности нового течения, что даже выступил с публичным предостережением. Э. Б. Гитченер жаловался, что бихевиоризм захлестывает страну подобно приливной волне. К 1930 году Уотсон с гордостью провозгласил, что бихевиоризм стал настолько сильным течением в науке, что ни один университет уже не осмеливается игнорировать его.

Бихевиоризм, несомненно, успешно развивался, но все же медленно. Те изменения, к которым Уотсон призывал еще в 1913 году, требовали длительного времени. Когда же наконец они произошли, учение Уотсо-на не было уже единственным видом бихевиоризма.

Методы бихевиоризма

Мы уже могли видеть, что в период первоначального развития научной психологии она стремилась связать себя с более старой, респектабельной, сформировавшейся естественной наукой - физикой. Психология постоянно стремилась перенять методы естественных наук и приспособить их для собственных нужд. Эта тенденция наиболее отчетливо просматривается в бихевиористском учении о мышлении.

Уотсон боролся за то, чтобы психолог всегда ограничивался исключительно данными естественных наук, то есть тем, что является наблюдаемой величиной - иными словами, поведением. Следовательно, в бихевиористских лабораториях допускались лишь строго объективные методы исследований. Методы Уотсона включали следующее: наблюдение с использованием или без использования приборов; методы тестирования; методы дословной записи и методы условных рефлексов.

Метод наблюдения является необходимой основой для всех остальных методов. Методы объективного тестирования использовались уже ранее, но Уотсон предложил при тестировании оценивать нс психические качества человека, а его поведение. Для Уотсона результаты теста не являлись показателем ума или личных качеств; они демонстрировали реакцию испытуемого на определенные раздражители или стимулирующие ситуации, созданные при проведении теста, - и ничего другое.

Метод дословной записи является более противоречивым. Поскольку Уотсон столь решительно был настроен против интроспекции, то использование в его лаборатории метода дословной записи казалось весьма спорным. Некоторые психологи считали это компромиссом, с помощью которого Уотсон позволял интроспекции пролезть через черный ход после того, как ее выкинули в парадного крыльца. Почему же Уотсон допускал дословную запись? Несмотря па его враждебность по отношению к интроспекции, он не мог полностью игнорировать работы психофизиков, которые широко применяли интроспекцию. Следовательно, он предположил, что, поскольку речевые реакции являются объективно наблюдаемыми явлениями, они представляют для бихевиоризма такой же интерес, как и любые другие моторные реакции. Уотсоп говорил: (Watson. 1930. P. 6).

Метод дословной записи в бихевиоризме явился уступкой, которая широко обсуждалась критиками Уотсона. Они настаивали на том, что Уотсон предложил просто семантическую замену. Он допускал, что дословная запись может быть неточной и не является удовлетворительной заменой более объективных методов наблюдения, а потому ограничил использование метода дословной записи только теми ситуациями, в которых они могли бы быть подтверждены, - какими, например, являются наблюдения и описание различий между тонами (Watson. 1914). Дословные записи, не подл.ежащие верификации, - включающие, к примеру, лишенные образов мысли или рассказы об ощущениях, попросту исключались.

Наиболее важным методом исследования в бихевиоризме явился метод условных рефлексов, который был разработан в 1915 году, через два года после того, как Уотсоп формально провозгласил бихевиоризм. Поначалу методы условных рефлексов применялись в ограниченном диапазоне, и именно Уотсону принадлежит заслуга их широкого внедрения в психологические исследования американцев. Уотсон говорил психологу Эрнесту Хильгарду, что его интерес к условным рефлексам возрос при изучении работ Бехтерева, хотя позднее он воздавал должное и Павлову (Hilgard. 1994).

Уотсон описывал условные рефлексы в терминах, связанных с раздражителями. Условный рефлекс вырабатывается тогда, когда реакция связывается или ассоциируется с раздражителем, отличным от того, который первоначально вызывал эту реакцию. (Типичным условным рефлексом является слюноотделение у собак в ответ на звук, а не на вид пищи.) Уотсон выбрал этот подход, потому что он обеспечивал объективные методы исследования и анализа поведения - а именно сведение поведения к единичным парам (S-R). Поскольку все поведение можно свести к этим элементарным составляющим, метод условных рефлексов делал возможным проведение исследований сложного человеческого поведения в лабораторных условиях.

Таким образом, Уотсон продолжил атомистическую и механистическую традицию, основанную еще британскими эмпириками и принятую на вооружение структуральными психологами. Он собирался изучать человеческое поведение точно так же, как физики изучают Вселенную, - путем разбиения его 414 отдельные компоненты, атомы или элементы.

Исключительная приверженность к использованию объективных методов и устранение интроспекции означали изменение роли испытуемых людей. Для Вундта и Титченера испытуемые были одновременно и наблюдателями, и наблюдаемыми. Это означает, что люди сами проводили наблюдения за переживаниями своего сознания. Таким образом, их роль была намного важнее, чем роль самого экспериментатора.

В бихевиоризме испытуемым отводится гораздо более скромная роль. Они больше ничего не наблюдают, напротив, за ними постоянно наблюдает экспериментатор. Участники эксперимента при этом стали называться испытуемыми, или субъектами, а не наблюдателями (DanzJgcr. 1988; Scheibe. 1988). Истинными наблюдателями теперь стали экспериментаторы, психологи-исследователи, которые определяли условия эксперимента и наблюдали за тем, как субъекты на них реагируют. Таким образом, испытуемые люди были понижены в статусе. Они больше не наблюдали, они только демонстрировали свое поведение. А поведение присуше любому - взрослому, ребенку, психически больному человеку, голубю, белой крысе. Этот подход усилил взгляд на людей как на простые механизмы: (Burt. 1962. P. 232).

Предмет изучения бихевиоризма

Первичным предметом изучения и исходными данными для бихевиоризма Уотсона являются основные элементы поведения: мышечные движения или секреция желез. Психология, как наука о поведении, должна иметь дело только с теми актами, которые можно объективно описать, не прибегая к менталистическим концепциям и терминологии. Несмотря на объявленную задачу свести поведение к единичным парам (S-R), Уотсон утверждал, что бихевиористы в итоге должны изучать поведение организма в целом. Ведь реакция может быть как простейшей, к примеру, подергивание колена, так и более сложной. В последнем случае Уотсон применял термин . Он полагал, что акты реакций включают такие вещи, как употребление пищи, написание книги, игра в бейсбол или строительство дома. Таким образом, акт представляет собой ответную реакцию организма, выраженную движениями в пространстве, - такими, например, как произнесение слов, потягивание или бег.

Все это говорит о том, что Уотсон воспринимал акт реакции в терминах достижения определенного результата - воздействия на окружающую среду, а не как набор мышечных элементов. И тем не менее, по его мнению, акты поведения - вне зависимости от их сложности - могут быть сведены к моторным или железистым реакциям низшего уровня.

Реакции могут явными или неявными. Явные реакции являются внешними и непосредственно наблюдаемыми. Неявные реакции - сокращения внутренних органов, выделения желез, нервные импульсы и т. д. - происходят внутри организма. Несмотря на то, что такие движения не являются внешними, они также считаются элементами поведения. Прибегая к использованию понятия неявной реакции, Уотсон тем самым модифицировал свое требование, что предмет изучения психологии должен быть фактически наблюдаемым. Движения и реакции, которые происходят внутри организма, становятся наблюдаемыми с помощью приборов.

Подобно реакциям, раздражения (стимулы), с которыми имеет дело бихевиоризм, могут быть как простыми, так и сложными. Так длина световой волны, оказывающая воздействие на сетчатку глаза, считается относительно простым раздражителем, но раздражители могут быть и физическими объектами, и более сложными ситуациями (то есть комбинацией различных специфических стимулов). Подобно тому, как комбинация реакций, участвующих в действии, может быть сведена к отдельным составляющим, так и стимулирующая ситуация может быть разложена на составные компоненты.

Таким образом, бихевиоризм имеет дело со всем организмом в целом, со всеми его связями с окружающей средой. Путем анализа совокупностей пар и разложения их на элементарные составляющие можно разработать определенные законы поведения.

Бихевиоризм Уотсона представляет собой попытку построить науку, свободную от менталистических понятий и субъективных методов, науку столь же объективную и здравомыслящую, как физика. Давайте посмотрим, как Уотсон относился к трем основным предметам изучения психологии: инстинкту, эмоциям и мышлению. Как и все создатели систематических теорий, Уотсон разрабатывал бихевиоризм на основе своих глубоких убеждений. В данном случае это означало, что все области поведения должны рассматриваться в объективных терминах .

Инстинкты

Уотсон с самого начала признавал роль инстинктов в поведении. В своей книге (Behavior: An Introduction to the Comparative Psychology. 1914 г.) он описывает одиннадцать видов инстинктов. Уотсон изучал поведение крачки, водоплавающей птицы, в болотах острова Тортуга, неподалеку от побережья Флориды. Lro сопровождал Карл -Лешли, студент университета Джонса Хопкинса. Позднее Лешли вспоминал, что экспедицию пришлось резко свернуть, когда у него и Уотсона закончились сигареты и виски.

К 1925 году Уотсон изменил свою позицию и совершенно отказался от концепции инстинктов. Те аспекты человеческого поведения, которые кажутся инстинктивными, утверждал он, на самом деле являются социально условными рефлексами. Встав на точку зрения, что научение является ключом к пониманию человеческого поведения, Уотсон совершенно отошел от своих прежних взглядов. Более того, он пошел дальше: он не только отрицал роль инстинктов, но даже отказался признавать существование наследственных дарований любого рода! Те качества, которые кажутся наследственными, утверждал он, прослеживаются только до обучения в раннем возрасте. Дети не рождаются на свет со способностями выдающихся спортсменов или музыкантов, их направляют родители или воспитатели, которые поощряют определенные виды поведения.

Этот акцент на решающее значение воздействия воспитания и окружающей социальной среды - а как следствие, вывод о том, что из ребенка можно сделать все, что пожелает воспитатель, - стал одной из причин небывалой популярности Уотсона.

Уотсон не был одинок в своем предположении, что влияние социального окружения более значимо, чем любые врожденные качества; в психологии уже просматривалась тенденция минимизировать значение влияния инстинктов на поведение. Позиция Уотсона отражала уже происходящий в науке сдвиг. Кроме того, его позиция могла быть обусловлена также характерной для американской психологии начала XX века склонностью к прикладной ориентации. Психологию нельзя применить для модификации или управления поведением, если само поведение нс может меняться. Если поведение регулируется силами инстинктов, то его невозможно модифицировать, а если поведение зависит от обучения или тренировки, то оно фактически подлежит изменениям.

Эмоции

Эмоции, согласно Уотсону, являются реакцией организма на специфические раздражители. Такие раздражители, как нападение или агрессия, вызывают внутренние изменения в организме - в частности, учащение сердцебиения, а также те внешние реакции, которые были приобретены в процессе научения. Эта теория нс предполагает какого-либо сознательного восприятия эмоций или внутренних ощущений.

При каждой эмоции имеют место определенные виды психологических изменений. Несмотря на то, что Уотсон признавал внешнее проявление ответных реакций, он продолжал верить в преобладание внутренних. Он утверждал, что эмоции являются формой неявного поведения, при котором внутренние ответные реакции проявляются, к примеру, в виде изменения цвета лица, появление потливости или учащенного сердцебиения.

Теория эмоций Уотсона кажется гораздо менее сложной, чем теория Вильяма Джемса. Согласно теории Джемса, изменения в организме следуют непосредственно за восприятием раздражителя, а ощущение этих органических изменений и вызывает эмоции. Уотсон подверг критике позицию Джемса. Отбрасывая сознательный процесс восприятия ситуации и состояния чувств, Уотсон провозгласил, что эмоции могут быть полностью описаны в терминах объективной стимулирующей ситуации, внешних реакций организма и внутренних психологических изменений.

В исследовании, которое уже стало классическим, Уотсон изучал раздражители, которые вызывали у младенцев эмоциональные ответные реакции. Он выяснил, что младенцы демонстрируют три основные эмоциональные реакции: страх, гнев и любовь. Страх порождается громкими звуками и внезапной потерей поддержки; гнев - ограничением свободы движений; любовь - ласками, прикосновениями, укачиванием и поглаживанием.

Уотсон также выявил типичные образцы поведения, соответствующие каждому раздражителю. Он полагал, что страх, гнев и любовь являются единственными эмоциональными реакциями, которые возникают не в процессе научения. Прочие человеческие эмоциональные реакции состоят из этих трех основных эмоций и формируются в процессе выработки условных рефлексов. Нередко они могут оказаться связанными с такими стимулами, которые исходно не вызывали подобных реакций.

Альберт, Питер и Кролик

Уотсон наглядно продемонстрировал правильность своей теории выработки эмоциональной реакции с помощью условных рефлексов в ходе экспериментального исследования, проведенного с одиннадцати-месячным Альбертом, которого приучили бояться белой крысы, хотя до начала эксперимента он такого страха не испытывал (Watson & Rayner.

1920). Страх сформировался в результате громкого и резкого звука (удар молотком по железной полосе) за спиной Альберта, который он слышал, когда ему показывали крысу. Вскоре ребенок начал проявлять признаки страха уже просто при виде крысы.

Такой обусловленный страх можно распространить на другие раздражители - кролика, белую шубу, бороду деда Мороза и т. д. Уотсон предположил, что многие страхи, тревожные состояния и антипатии взрослых были аналогичным образом сформированы в их раннем детстве.

Эксперименты с Альбертом так никогда и не были успешно завершены. Уотсон описал это исследование как предварительное, а психологи обнаружили в его методологии существенные изъяны. Тем не менее, результаты экспериментов с Альбертом были восприняты в качестве научного свидетельства и цитируются практически в каждом учебнике по основам психологии - причем обычно неправильно (см. Harris. 1979; Samcison. 1980). Исследование 130 вводных учебников психологии, опубликованных с 1920 по 1989 годы, выявило, что эксперименты с Альбертом вошли в число наиболее часто цитируемых (Todd.

1994).

Несмотря на то, что Альберта успешно приучили бояться белых крыс, кроликов и Санта Клауса, Уотсону не удалось отучить его от этих страхов, потому что Альберта уже нельзя было использовать в качестве подопытного материала. Вскоре после этих экспериментов Уотсон покинул мир академической науки и больше не занимался подобными проблемами. Спустя какое-то время, уже работая в области рекламы в Нью-Йорке, он прочитал лекцию о своих исследованиях. В аудитории присутствовала Мэри Ковер Джонс, школьная подруга Розалии Рей-нер в Вассаре. Выступление Уотсона вызвало у нее интерес и заставило задуматься о том, можно ли с помощью условных рефлексов избавить ребенка от страхов. Она попросила Розалию представить ее Уот-сону, а затем предприняла исследование, которое стало еще одним классическим примером в истории психологии.

Ее подопытного звали Питер; к моменту проведения экспериментов он уже демонстрировал страх перед кроликами, хотя этот страх и не был выработан в лабораторных условиях (Jones. 1924). Когда Питер принимал пищу, в помещение вносили кролика, но держали его на расстоянии, достаточном для того, чтобы не включить реакцию страха. После нескольких попыток кролика начали подносить все ближе и ближе - причем всякий раз это делалось тогда, когда ребенок ел. Со временем Питер привык к кролику и даже начал трогать его, не выказывая признаков страха. С помощью этой процедуры были устранены и другие проявления страха по отношению к похожим предметам.

Исследования Мэри Ковер Джонс считаются провозвестниками бихевиоральной терапии (то есть применения принципов научения для корректировки неадекватного поведения). Она провела их почти за пятьдесят лет до того, как эта методика приобрела широкую популярность. Мэри Джонс долгое время проработала в Институте благосостояния ребенка при Калифорнийском университете в Беркли. В 1968 году она получила престижную награду .

Процесс мышления

Традиционное представление о процессе мышления заключалось в том, что мысли зарождаются в мозге <настолько слабыми, что ни один нейронный импульс не проходит через моторные нервы к мускулам, а следовательно в мускулах и железах не происходит никакой реакции') (V^atson. 1930. P. 239). В соответствии с этой теорией, поскольку процесс формирования мысли происходит при отсутствии мускульной реакции, мышление недоступно для наблюдения и проведения экспериментов. Мысль рассматривалась как нечто неуловимое, чисто ментальное и не имеющее физических контрольных точек.

Система бихевиоризма Уотсона предприняла попытку свести мышление к неявному моторному поведению. Уотсон утверждал, что мысль, как и другие аспекты функционирования человека, представляет собой сенсомоторное поведение определенного рода. Он предполагал, что поведение мышления должно включать неявную речевую реакцию или движение. Таким образом, он свел мышление к беззвучному разговору, в основе которого лежат такие же мышечные движения, которые мы усваиваем для привычной речи. По мере того, как дети взрослеют, это становится неслышимым и невидимым, потому что родители и учителя не позволяют детям громко разговаривать самим с собой. Следовательно, мышление превращается в способ беззвучной внутренней беседы.

Уотсон предположил, что основными точками приложения большей части этих неявных поведенческих привычек являются мускулы языка и гортани (так называемая голосовая коробка). Кроме того, он учитывал и мысли, выражаемые жестами, - такими, например, как движение бровей или пожатие плеч, что по сути является внешне проявляемой реакцией на раздражения.

Основным источником уверенности Уотсона в правильности своей теории мышления послужил тот факт, что большинство людей вполне осознают разговор с самим собой в процессе мышления. Например, исследование интроспективных отчетов студентов колледжа выявило, что 73 процента мыслей, записанных в ходе эксперимента, формировались в ходе внутренней беседы (Farthing. 1992).

Однако такое свидетельство оказывается недоступным для бихе-виориста, поскольку оно содержит интроспекцию. А Уотсон никак не мог допустить интроспективной поддержки своей бихевиористской теории. Бихевиоризм требовал объективных свидетельств неявного поведения или движения, а потому были предприняты попытки экспериментально записать движения языка и гортани в процессе размышления.

Эти измерения выявили слабые движения, происходящие в тот период, когда подопытные думали. Показания, снятые с пальцев и рук людей с пониженным слухом в процессе размышлений, также продемонстрировали некоторое движение. Несмотря на неспособность добиться более убедительных результатов, Уотсон сохранил веру в существование неявного речевого поведения, демонстрация которого станет реальностью в будущем при наличии более чувствительного лабораторного оборудования.

Популярность и привлекательность бихевиоризма

Почему же смелые выступления Уотсона завоевали такое огромное число приверженцев его идей^ Разумеется, подавляющему большинству было совершенно безразлично, что одни психологи выступали за существование сознания, а другие утверждали, что психология утратила здравый смысл, что одни психологи были убеждены в том, что мысли формируются в голове, а другие считали, что в шее. Все эти разногласия порождали ожесточенные дискуссии в среде психологов, но вряд ли это сильно интересовало всех остальных.

Общественность была взбудоражена призывом Уотсона создать общество, базирующееся на научно обоснованном управляемом поведении, свободное от мифов, обычаев и традиций. Lro теория давала надежду людям, которые разочаровались в старых идеях. По своей страсти и убежденности бихевиоризм оказался чем-то сродни религии. Среди сотен книг и статей, посвященных новому научному течению, была и книга (T/ic Religion Called Bchavionsm) (Berman. 1927). Эту книгу прочитал двадцатитрехлетний молодой человек, которого звали Б. Ф. Скиннер. Он сделал обзор книги и послал его в популярный литературный журнал. (Skinner. 1976. P. 299). Скипнеру было суждено уточнить и развить положения Уотсона.

Возбуждение и восхищение, вызванные идеями Уотсона, хорошо видны на примере газетного обзора его книги (Behaviorism) (Watson. 1925). Обозреватель газеты драматически восклицает: (2 августа 1925 года). Газета назвала книгу Уотсоиа . (21 июня 1925 года).

Надежда отчасти произрастала на почве убежденности Уотсона в решающей роли воспитания и окружающей обстановки в раннем детстве для формирования поведения, а также его стремления минимизировать влияние наследственных склонностей. Для подтверждения такой точки зрения часто цитируется следующий параграф из книги :

Дайте мне дюжину здоровых, норлшльно развитых мла-дсниев и мой собственный, специальный мир. в котором я буду их растить, и я гарантирую, что, выбрав наугад ребенка. могу сделать его специалистом любого профиля - врачом. адвокатом, художником, торговцем, даже нишим или вором-карманником - вне зависимости от его склонностей и способностей, рода занятий и расовой принадлежности его предков. (Watson. 1930. P. 104.)

Эксперименты Уотсона с условными рефлексами убедили его, что эмоциональные расстройства взрослых невозможно свести исключительно к сексуальным факторам, как утверждал Зигмунд Фрейд. Уотсон отстаивал мнение о том, что проблемы взрослых связаны с обусловленными реакциями, сформированными еще в детстве или в подростковом возрасте. А если расстройства у взрослых являются следствием неправильного воспитания в детстве, то правильная программа воспитания должна предотвратить появление расстройств в более старшем возрасте.

Уотсон был убежден в том, что такой практический контроль за поведением детей (а следовательно, и за поведением взрослых) был не только возможен, но и абсолютно необходим. Он разработал целую программу оздоровления общества - программу экспериментальной этики, основанную на принципах бихевиоризма.

Однако никто не дал Уотсону дюжины здоровых младенцев, чтобы он мог доказать на практике правильность своих утверждений, а позднее он признавался, что, делая такие заявления, он выходил за рамки реального. Однако тут же он отмечал, что те люди, которые не соглашались с ним, те, кто считал влияние наследственных факторов более сильным, чем влияние факторов окружающей среды, хотя и утверждали свою точку зрения в течение тысячелетий, но также не смогли привести ни одного реального примера для ее подтверждения.

Следующий отрывок из книги отражает ту живость, с которой Уотсон описывает свою программу построения жизни в рамках системы бихевиоризма. Знакомство с ним поможет объяснить, почему такое огромное количество людей уверовало в бихевиоризм как в новое религиозное учение.

Бихевиоризм должен стать наукой, которая готовит мужчин и женщин к пониманию принципов их поведения. Он должен заставить их страстно возжелать преобразования своей жизни, а особенно страстно возжелать воспитать своих детей правильным и здоровым образом. Хотел бы я нарисовать вам, какую удивительную и богатую личность можно сделать из любою здорового ребенка, если только мы дадим ему возможность правильно развиваться и создадим для него такой мир. в котором он сможет упражнять свое тело. - мир. свободный от легенд о событиях тысячелетней давности; свободный от отвратительной политической истории: свободный от глупых обычаев и правил, которые не имеют никакого значения сами по себе. но все-таки сковывают личность подобно тугим стальным обручам.

Я не призываю к революции: я не предлагаю людям переселиться в новые, богом забытые места, создавать колонии, ходить нагими и жить в коммуне: не требую я и перехода на питание травами и съедобными кореньями. Я не зову к . Я просто пытаюсь увлечь вас новым побуждением, чисто словесным, которое может привести к преобразованию всей Вселенной, если только люди будут работать для его осуществления. Потому что Вселенная непременно изменится, если вы воспитаете своих детей свободными: но это будет не свобода распутства, а свобода поведения - такая свобода, которую мы даже не можем описать словами, потому что столь ничтожно мало наше знание о ней. И разве эти дети, живущие и мыслящие лучше своих родителей, заменив их в обществе, не воспитают своих детей еще более научным способом, и разве мир в конце концов не превратится в место, достойное человеческого существования? (Watson. 1930. P. 303-304.)

Планы Уотсона по замене старой спекулятивной этики, основанной на религии, программой экспериментальной этики, базирующейся на бихевиоризме, так и остались планами. Они никогда не были реализованы. Он очертил свою программу и оставил ее как костяк для будущих исследователей. Спустя многие годы Б. Ф. Скиннер начал разрабатывать более подробную программу научной утопии в духе, навеянном работами Уотсона.

Прорыв в психологии

В двадцатые годы психология стала весьма популярной наукой. Под влиянием Уотсона, с его обаянием, харизмой, умением убеждать и вселять надежду, американцы были буквально захвачены тем явлением, которое один писатель назвал в психологии. Значительная часть американской общественности уверовала а то, что путь к здоровью, счастью и процветанию пролегает через психологию, и вскоре страницы ежедневных газет запестрили заголовками .

Колонка психолога Джозефа Ястроу, которая называлась , публиковалась более чем в ста пятидесяти газетах. Альберт Уиггем, который вовсе не являлся психологом, написал статью под названием , вызвавшую бурное одобрение читателей. В ней, в частности, говорилось:

Никогда еще психология не была необходима мужчинам и женщинам так. как она необходима им теперь. Молодые люди нуждаются в оценке своих умственных способностей и качеств, с тем чтобы выбрать себе карьеру как можно раньше и как можно более обоснованно... предпринимателям психология нужна для того. чтобы подыскивать себе сотрудников; родителям и воспитателям она нужна как помощь в воспитании и образовании детей: она нужно всем для обеспечения наивысшей эффективности собственного существования и счастья в жизни. Всею этого в полной мере невозможно добиться без знания своего разума и своей индивидуальности, которое может дать только психология. (Wiggam. 1986. P. 943.)

Канадский юморист Стивен Батлер Ликок отмечал, что в прошлом психология безопасно гнездилась в университетских городках, где была надежно изолирована от внешнего мира и не могла нанести заметного вреда тем, кто ее не изучает. Однако к 1924 году следы психологии уже можно было увидеть буквально повсюду. (цит. по: Benjamin. 1986. P. 944).

Таким образом, психология завоевала признание в Соединенных Штатах, и Уотсон сделал для этого больше, чем кто-либо другой.

Эдвин Б. Холт (1873-1946) и Карл Лешли (1890-1958)

Несмотря на то, что бихевиоризм захватил внимание американских психологов, не все они безоговорочно приняли формулировки Уотсона. Некоторые развивали свой собственный подход к бихевиоральной психологии на основе различных направлений и школ. В числе таких ранних бихевиористов были Эдвин Холт и Карл Лешли.

Эдвин Холт получил степень доктора философии у Вильяма Джемса в Гарвардском университете в 1901 году, а академической деятельностью занялся в Принстонском университете. Он не соглашался с уотсоновским отрицанием сознания и психических явлений, и полагал, что возможно связать мыслительные процессы с физическими точками отсчета. Подобно Уотсону, Эдвин Холт был убежден в преобладающем значении факторов окружающей среды над силами инстинктов.

Кроме того, он предполагал, что научение может происходить в ответ на внутреннюю мотивацию (внутренние потребности и побуждения - такие, например, как голод или жажда), равно как и в ответ на внешнюю мотивацию (внешние стимулы). Таким образом, Эдвин Холт стал одним из первых теоретиков, который предположил существование внутренних побуждений, чем предвосхитил более поздние работы но проблемам мотивации.

Эдвин Холт не пытался свести поведение к элементарным парам , он предпочитал иметь дело с более крупными единицами поведения, которые были направлены на достижение организмом определенных целей. Сам термин и концепция цели в системе Уотсона были строго запрещены. ^ о внимание, которое Холт уделил целенаправленности поведения, послужило толчком для работ необихе-виориста Э. К. Толмсна.

Карл Лешли был студентом Уотсона в университете Джонса Хоп-кинса, там же он получил степень доктора философии. Ьго карьера психолога-физиолога складывалась в университетах Миннесоты, Чикаго и Гарварда, и, наконец, в биологической лаборатории по изучению приматов в Иерксе. Карл Лешли был ярым сторонником бихевиоризма Уотсона - даже несмотря на то, что его исследование мозговых механизмов крыс подвергало сомнению основные положения системы Уотсона.

Он суммировал свои открытия в работе (Brain Mechanrims and Intelligence, 1929 г.), где постулировал два основных принципа, ставших знаменитыми: закон воздействия массы, который утверждает, что эффективность научения является функцией неповрежденной части коры головного мозга, то есть чем больше имеется вещества коры головного мозга, тем лучше происходит науче-ние; и принцип равных возможностей, который утверждает, что одна часть коры головного мозга в большинстве случаев равноценна другой ее части в деле вклада в процесс научения.

Карл Лешли предполагал обнаружить в церебральной коре специальные сенсорные и моторные центры, а также соответствующие соединения между сенсорным и моторным механизмами. Эти открытия смогли бы подтвердить представление рефлекторной дуги как элементарной составляющей поведения. Однако его результаты вступили в противоречие с идеей Уотсона о простейших связях между точками нервной системы, согласно которой мозг служил лишь для того, чтобы переключать поступающие сенсорные нервные импульсы на исходящие моторные.

Исследования Лешли предполагали, что мозг играет более активную роль в научении, нежели допускал Уотсоп. Лешли оспорил допущение Уотсона о том, что поведение составляется по кусочкам из условных рефлексов.

Несмотря на то, что исследования Лешли в значительной степени опровергали систему Уотсона, они ни в коей мере не подвергли сомнению основное положение бихевиоризма о том, что необходимо применять исключительно объективные методы исследований. Фактически, работы Лешли утвердили значение объективных методов в психологических исследованиях.

Вскоре после того, как Уотсон внедрил свою систему, ранние бихевиористы развернули бурную деятельность. Несмотря па некоторые отличия от подхода Уотсона, их исследования внесли существенный вклад в общий подъем бихевиоризма и укрепили понятие об объективной природе науки о поведении.

Критика бихевиоризма Уотсона

Любая программа, предлагающая кардинальный пересмотр и полную замену существующего порядка, - то есть фактически призывающая к тому, чтобы отбросить все ранее существующие теории, - по сути своей обречена на критику. Как известно, в то время, когда Уотсон основал бихевиоризм, американская психология двигалась в направлении большей объективности, однако далеко не все психологи готовы были принять крайние формы объективности, которые пропагандировал Уотсон. Многие, включая и тех, кто в принципе поддерживал объективность, считали

Операционизм

Операционизм представляет собой некий общий подход или принцип, целью которого является выработка научной терминологии, наиболее точной и объективной, и избавление таким образом науки от тех проблем, которые не являются фактически наблюдаемыми или физически воспроизводимыми (так называемых псевдопроблем). Операционизм утверждает, что значимость конкретных научных данных или теоретических построений зависит от значимости тех операций, которые использовались для получения этих данных или достижения этих построений.

Впервые основные положения операционизма были сформулированы физиком из Гарвардского университета Перси У. Бриджменом в его книге (The Logic, of the Modern Physics, 1927 г.), которая привлекла внимание многих психологов. Бриджмен предположил, что любую физическую концепцию можно описать в точных и строгих терминах, при этом все концепции, лишенные физической основы, должны отбрасываться. Он писал:

Это можно проиллюстрировать, рассмотрев понятие длины. Что мы подразумеваем под длиной объекта? Очевидно, мы это знаем, если можем сказать, какую длину имеет каждый предмет, а для физика больше ничего не требуется. Для того, чтобы найти длину предмета, нам необходимо проделать некоторые физические операции. Таким образом, концепция длины является фиксированной, если только фиксированными являются операции, которые используются для измерения длины: то есть концепция длины определяется не больше и не меньше, как только набором необходимых операций. (Bridgman. 1927. P. 5.)

Таким образом, концепция является аналогом набора операций или процедур, которые ее определяют. Многие психологи сочли этот принцип весьма полезным для использования в психологической науке и жаждали применить его.

Бихевиористам особенно понравилось положение Бриджмена об отбрасывании псевдопроблем - то есть тех проблем, ответы на которые не могут быть проверены объективными экспериментами. Все понятия или предположения, которые не могут быть подвергнуты экспериментальной проверке, - такие, например, как вопросы существования или сущности души, - не имеют никакого смысла для науки. Что есть душа? Можно ли наблюдать ее в лабораторных условиях? Можно ли измерить ее или управлять ею в контролируемых условиях лабораторного эксперимента, чтобы проверить ее влияние на поведение? Ьсли нет, то это понятие не имеет никакого отношения к науке.

Отсюда неизбежно следует, что концепция индивидуального сознания для психологии является псевдопроблемой. Ни само существование сознания, ни его характеристики не могут быть определены или исследованы с помощью объективных методов. Следовательно, в соответствии с точкой зрения операционизма, сознанию нет места в психологической науке.

Можно спорить, что операционизм является всего лишь формальным утверждением принципов, которые уже использовались психологами для определения понятий и концепций в терминах физических ссылок. Основные положения операционизма прослеживаются до работ британских эмпириков. Мы уже отметили существование длительной тенденции американской психологии в сторону возрастающей объективности в методологии и предмете исследования, и потому можем сказать, что сама идея операционизма, как подхода и формы проведения исследований и построения теорий, была принята многими американскими психологами задолго до публикации книги Бриджмена в 1927 году.

Тем не менее, со времен Вундта физика являлась для психологов критерием истинной научной респектабельности, некой ролевой моделью, и, когда физики провозгласили свою приверженность операциониз-му как формальной доктрине, психологам нс оставалось ничего другого, как только последовать их примеру. Фактически психологи использовали операционизм даже шире, чем сами физики.

Однако универсального признания в психологии операционизм не завоевал. Противоречия возникли по поводу полезности или бесполезности ограничения предмета изучения психологии исключительно теми сферами, которые имели эмпирические основы. Кроме того, оказалось, что (Boring. 1950. P. 658). Сам Бриджмен с сомнением относился к тому, как психологи используют его концепцию. Примерно через 27 лет после формулирования основных положений операциониз-ма он писал: (Bridgman. 1934. P. 224).

Как это нередко случается, вновь обращенные оказались большими фанатиками новой веры, чем сам основатель учения. Но так или иначе, значение операционизма заключалось в том, что поколение необихевио-ристов, достигшее зрелости в конце двадцатых-начале тридцатых годов, сделало операционизм своим основным подходом в психологии.

Эдвард Чейс Толмен (1886-1959)

Один из ранних последователей бихевиоризма, Эдвард Толмен изучал инженерное дело в Массачусетском технологическом институте. Он переключился на психологию и под руководством Эдвина Холта начал работать в Гарварде, где получил звание доктора философии в 1915 году. Летом 1912 года Толмен учился в Германии вместе со специалистом по гештальт-психологии Куртом Коффкой. На последнем курсе аспирантуры, изучая традиционную, в духе Титченера, структурную психологию, Толмен познакомился с бихевиоризмом Уотсона. Будучи уже аспирантом, Толмен подвергал сомнению научную полезность интроспекции. В своей автобиографии, написанной в 1952 году, он писал, что бихевиоризм Уотсона стал для него .

После защиты диссертации Толмен стал преподавателем Северо-Западного университета в Эванстоне, штат Иллинойс, а в 1918 году он перешел в университет Беркли в Калифорнии. Именно в университете Беркли, когда он преподавал курс сравнительной психологии и проводил исследования по обучению крыс, он почувствовал неудовлетворенность бихевиоризмом Уотсона и начал разрабатывать свой собственный подход.

Его карьера в университете Беркли была прервана началом второй мировой войны, во время которой он работал в Бюро стратегической службы (OSS, ставшее впоследствии предшественником ЦРУ). С 1950 по 1953 год он содействовал оппозиционному движению, направленному против введения в Калифорнии клятвы верности штату.

Целенаправленный бихевиоризм

Целенаправленный бихевиоризм - система Толмена, сочетающая в себе объективное исследование поведения с учетом целенаправленности или ориентации на достижение определенной цели.

Основные положения учения Толмена представлены в его работе (Purposive Behavior in Animal and Men. 1932 г.). Его система целенаправленного бихевиоризма может на первый взгляд показаться любопытной смесью двух противоречащих друг другу понятий: цель и поведение. Приписывание некоей цели организму подразумевает привлечение понятия сознания - то есть менталистической концепции, которой не находится места в психологии поведения. Тем не менее Толмен совершенно определенно дал понять, что по своей методологии и по предмету исследования он остается последовательным бихевиористом. Он нс побуждал психологов принять концепцию сознания. Подобно Уотсону, он отвергал интроспекцию и не интересовался никакими подразумеваемыми внутренними переживаниями организмов, которые были недоступны для объективного наблюдения.

Целенаправленность поведения, писал Толмен, можно определить в терминах объективного бихевиоризма, без ссылок на интроспекцию или предположений о том, что организм в связи с тем или иным переживанием. Для него было совершенно очевидно, что любое поведение направлено на достижение определенной цели. Например, кошка старается выбраться из , крыса осваивается в лабиринте, а ребенок учится играть на фортепиано.

Как говорил сам Толмен, поведение . Любое поведение направлено на достижение некоторой цели, на освоение некоторых средств. Крыса неоднократно и настойчиво проходит лабиринт, всякий раз делая все меньше ошибок, чтобы быстрее добраться до выхода. Иначе говоря, крыса учится, и сам факт обучения - для крысы или для человека - является объективным поведенческим свидетельством наличия цели. Отметим, что Толмен имеет дело только с реакциями организмов. Все его измерения проводились в терминах изменений в ответном поведении, как функции научения. И эти измерения предоставляют объективную информацию.

Бихевиоризм Уотсона с большой легкостью подвергал критике приписывание какой-либо цели любому виду поведения, поскольку целенаправленность поведения подразумевает допущение о наличии сознания. Толмен отвечал на это, что для него нет разницы, обладает организм сознанием или не обладает. Переживания сознания, связанные с целенаправленным поведением, если они даже и имеют место, нс оказывают никакого влияния на поведенческие реакции организма. Толмен занимался исключительно явно выраженными реакциями.

Промежуточные переменные

Как бихевиорист, Толмен считал, что инициирующее причинное поведение и окончательное результирующее поведение должны быть объективно наблюдаемыми и пригодными для описания в терминах операций. Он предположил, что причины поведения включают пять основных независимых переменных: стимулы окружающей среды, психологические побуждения, наследственность, предшествующее обучение и возраст. Поведение является функцией всех этих переменных, что выражается математическим уравнением.

Между этими наблюдаемыми независимыми переменными и результирующим ответным поведением (зависимой наблюдаемой переменной) Толмен ввел набор ненаблюдаемых факторов, которые назвал промежуточными переменными. Эти промежуточные переменные фактически являются детерминантой поведения. Они представляют собой те внутренние процессы, которые связывают стимулирующую ситуацию с наблюдаемой реакцией. Формула бихевиоризма S-R (стимул-реакция) теперь должна читаться как S-О-R. Промежуточными переменными является все, что связано с О, то есть с организмом, и формирует данную поведенческую реакцию на данное раздражение.

Поскольку эти промежуточные переменные не подлежат объективному наблюдению, то они не представляют никакой практической пользы для психологии, если только их не удается связать с экспериментальными (независимыми) переменными и с поведенческими (зависимыми) переменными.

Классическим примером промежуточной переменной является голод, который невозможно увидеть у подопытного человека или животного. И тем не менее, голод можно вполне объективно и точно увязать с экспериментальными переменными - например, с длительностью того отрезка времени, на протяжении которого организм не получал пищу. Кроме того, его можно увязать и с объективной реакцией или с переменной поведения - например, с количеством съеденной пищи или со скоростью ее поглощения. Таким образом, ненаблюдаемый фактор вмешательства - голод - может получить точную эмпирическую оценку и следовательно становится доступным для количественного измерения и экспериментальных манипуляций.

Путем определения независимых и зависимых переменных, каковыми являются наблюдаемые события, Толмен получил возможность составить операциональные описания ненаблюдаемых, внутренних состояний. Сначала он называл свой подход , прежде чем выбрать термин .

Промежуточные переменные оказались весьма полезными для разработки теории поведения, постольку они были эмпирически связаны с экспериментальными и поведенческими переменными. Однако для того, чтобы сделать этот подход всеобъемлющим, потребовался такой громадный объем работы, что Толмен в конце концов оставил всякую надежду (Mackenzie. 1977. P. 146).

Теория научения

Научение играло важнейшую роль в целенаправленном бихевиоризме Толмена. Он отвергал закон эффекта 1 орндайка, утверждая, что вознаграждение или поощрение оказывает слабое воздействие на на-учение. Взамен этого Толмен предложил когнитивную теорию научения, предполагая, что повторяющееся выполнение одного и того же задания усиливает создаваемые связи между факторами окружающей среды и ожиданиями организма. 1 аким путем организм познает окружающий его мир. Толмен называл эти создаваемые научением связи гештальт-знаками, которые вырабатываются в ходе многократного выполнения какого-либо действия.

Давайте запомним эти идеи Толмена и попробуем понаблюдать за голодной крысой в лабиринте. Крыса бегает по лабиринту, исследуя иногда правильные, а иногда неправильные ходы или даже тупики. Наконец крыса находит еду. При последующих прохождениях лабиринта цель (поиск пищи) придает поведению крысы целенаправленность. С каждой точкой разветвления связываются некоторые ожидания. Крыса приходит к пониманию того, что определенные признаки, ассоциирующиеся с точкой разветвления, наводят или нс наводят на то место, где находится пища.

Если ожидания крысы оправдываются и она действительно находит пищу, то знак гештальта (то есть признак, ассоциирующийся с некоторой точкой выбора) получает подкрепление. Таким образом живот-нос вырабатывает целую сеть гештальт-энаков по всем точкам выбора в лабиринте. Толмен назвал это когнитивной картой. Эта схема представляет собой то. что выучило животное, а именно когнитивную карту лабиринта, а вовсе не набор некоторых моторных навыков. В некотором смысле крыса обретает всеобъемлющее знание своего лабиринта или иной окружающей ее среды. В се мозге вырабатывается что-то вроде полевой карты, которая позволяет ей перемещаться от точки к точке, не ограничиваясь фиксированным набором заученных телодвижений.

В классическом эксперименте, который подтвердил теорию Тол-мена, выяснялось, действительно ли крыса в лабиринте изучает его когнитивную карту или же просто запоминает набор моторных реакций. Был использован лабиринт крестообразной формы. Крысы одной группы всегда находили пищу на одном и том же месте, даже если для того, чтобы добраться до пищи, им при разных точках входа приходилось иногда поворачивать нс направо, а налево. Моторные реакции отличались, но пища оставалась на том же самом месте.

Крысы второй группы должны были всегда повторять одни и те же движения, но пища всякий раз находилась в другом месте. Например, начиная путь с одного конца крестообразного лабиринта, крысы находили пищу, только повернув в точке выбора направо; если же крысы входили в лабиринт с противоположной стороны, то для того, чтобы найти пищу, им все равно надо было повернуть направо.

Результаты эксперимента показали, что крысы из первой группы, то есть те, которые изучили место действия, ориентировались гораздо лучше, чем крысы из второй группы, которые заучивали реакции. Тол-мен пришел к выводу, что аналогичное явление наблюдается и у тех людей, которые хорошо знают свои окрестности или город. Они могут пройти из одной точки в другую различными маршрутами, поскольку в их мозге сформирована когнитивная карта местности. Другой эксперимент исследовал латентное научение - то есть такое научение, которое невозможно наблюдать в то время, когда оно фактически происходит. Голодную крысу поместили в лабиринт и предоставили ей возможность свободно бродить по нему. Сначала в лабиринте не было никакой пищи. Сможет ли крыса обучиться чему-либо при отсутствии подкрепления? После нескольких неподкрепленных попыток крысе дали возможность найти пищу. После этого скорость прохождения крысой лабиринта резко возросла, что показало наличие некоторого научения в период отсутствия подкрепления. Показатели этой крысы очень быстро достигли такого же уровня, что и у крыс, получавших подкрепление при каждой попытке.

Комментарии

Толмен оказал огромное влияние на психологию, особенно в области теории научения, а его работы получили признание как провозвестники когнитивного движения в современной психологии. Кроме того, он подтолкнул исследования различных направлений и ввел концепцию промежуточных переменных. Поскольку промежуточные переменные являются способом операционного описания ненаблюдаемых внутренних состояний, таких как голод, то они смогли придать этим состояниям научное значение. Промежуточные переменные стали необходимым средством обращения с гипотетическими конструкциями и были широко использованы необихевиористами Гатри, Халлом и Скиннером.

Другим важным вкладом Толмена в науку явилось использование им крысы как наиболее адекватного субъекта для психологических исследований. Тем не менее в начале своей карьеры Толмен относился к крысам без всякого энтузиазма. (Tolman. 1919, цит. по: Innis. 1992. P. 191).

Однако к 1945 году он изменил свое отношение. Он писал: (Tolman. 1945. P. 166).

Эдвин Рэй Гатри (1886-1959)

Эдвин Гатри получил степень доктора философии в 1912 году в Пенсильванском университете и в течение сорока лет работал в университете Вашингтона. Еще будучи аспирантом, он стал приверженцем бихевиоризма как научного метода психологии, хотя его и нельзя считать бихевиористом уотсоновского толка.

Обучение с одной попытки

Наиболее важным вкладом Гатри в психологию является формулирование теории научения, которая была изложена в его книге (The Psychology of Learning, 1935 г.). Она основана на простом принципе ассоциативности. Занимаясь проблемой укрепления обучаемых реакций, Гатри отвергал законы Торндайка о воздействии и частоте, равно как и подкрепление в духе Павлова, полагаясь вместо этого на то явление, которое он сам называл одноразовым формированием условного рефлекса и считал наиболее общим законом психологии.

Согласно Гатри, все научение состоит в формировании сопряженности стимула и реакции. Если стимул сопровождается реакцией хотя бы однократно, то уже формируется связь между стимулом и реакцией (С-Р). Это и есть по существу та самая ситуация, когда происходит обучение с одной попытки. Для того, чтобы установить связь между стимулом и реакцией, уже не требуется повторения или подкрепления. Однократное возникновение пары или результирующее движение уже формирует между ними сопряженность, и таким образом происходит заучивание определенного поведения. (Guthrie. 1935. P. 26).

Обучение с одной попытки - утверждение Гатри о том, что для формирования связи достаточно однократного сочетания стимула и реакции.

Закон Гатри ссылается на движения, которые он предусмотрительно отделил от действий, подобно тому, как это сделал Уотсон. Он дал определение движения как последовательности моторных и железистых реакций. Действие, напротив, представляет собой одно движение или последовательность движений, ведущих к достижению определенного результата. Таким образом, действие является понятием более высокого уровня, нежели движение. Например, забивание гвоздя молотком представляет собой действие, состоящее из последовательности отдельных движений, которое приводит к достижению определенного результата. Гатри отмечал, что, когда психологи исследуют процессы научения, то в качестве измерителя научения принимается качество выполнения завершенного действия. Согласно мнению Гатри, заучиваются и обусловливаются только движения.

Он полагал, что отличительной чертой его системы является то особое внимание, которое уделяется движению. Он говорил, что Торндайк был озабочен завершенным действием - в частности, обретением некоторых навыков (например, кошка пытается выбраться из ), но ведь эти навыки сами являются функцией набора мышечных движений. Это и есть именно те самые индивидуальные движения, настаивал Гатри, которые развиваются или приобретаются в результате единичной попытки (обучение с одной попытки). Изучение же завершенного действия требует, в свою очередь, повторения для практики.

Движения (отдельные составляющие изучаемого действия) являются в системе Гатри исходным материалом. Поскольку движения незначительнее, чем действия, то их труднее наблюдать в типичной ситуации научения, их гораздо легче упустить из виду.

Из учения Гатри также следовало, что не только реакция организма состоит из отдельных компонентов, но также и стимулы, на которые реагирует организм. А так как и те и другие состоят из составных частей, для того, чтобы достигнуть некоторой последовательности в поведении, необходимо получить достаточно большое количество сопряженных сочетаний стимулов и реакций. Следовательно, для того, чтобы добиться улучшения в изучении любых движений (действий), необходима практика, но при этом каждый компонент движения или реакции заучивается после однократного совпадения со стимулом.

Комментарии

В значительной степени привлекательность системы Гатри покоится на ее простоте и логичности. Ее нетрудно понять, особенно по сравнению со сложными и основанными на серьезном математическом аппарате построениями Халла. Однако врожденная простота теории Гатри вызывает восторженные похвалы одних психологов и осуждение других. Многоголосно утверждалось, что Гатри избегает решения тех проблем научения, которые не получают объяснения в рамках его системы. Критики его системы настаивают на том, что для учета многих важнейших параметров в этой области требуется введение дополнительных принципов и допущений.

Но тем не менее, Гатри сохранил свое положение ведущего специалиста теории научения. Его вклад в науку заслужил официальное признание; в 1958 году Американский психологический фонд наградил его золотой медалью.

Кларк Леонард Халл (1884-1952)

В сороковые-шестидесятые годы ведущую роль в американской психологии играли Кларк Халл и его последователи. Пожалуй, ни один психолог не проявил такой безусловной последовательности и преданности делу внедрения строго научных методов, как Кларк Халл. Он обладал исключительными способностями к математике и формальной логике и успешно применил эти дарования в области психологии, как никто другой.

Страницы жизни

Большую часть жизни Кларк Халл жестоко страдал от болезней и плохого зрения. В возрасте 24 лет он заболел полиомиелитом, который сделал его инвалидом. Кларк хромал на одну ногу и вынужден был носить металлический корсет собственной конструкции. Семья была бедной (Кларк Халл родился в бревенчатой хижине), и он несколько раз вынужден был прерывать учебу, чтобы преподаванием заработать на жизнь. Самым большим богатством Халла было неугасимое стремление к величию, и он смог переломить враждебные обстоятельства.

В 1918 году, достигнув уже относительно солидного возраста тридцати четырех лет, Кларк Халл получил степень доктора философии в Висконсинском университете, где он изучал горное дело, прежде чем переключиться на психологию. В течение 10 лет он оставался на факультете Висконсинского университета. Его ранние исследовательские интересы явились провозвестниками последующего стремления к внедрению научных объективных методов и функциональных законов.

Он изучал процессы формирования концепций, проводил многочисленные тесты и измерения и в итоге опубликовал серьезный учебник по прикладным методам проверки способностей (Hull. '1928). Он работал над внедрением практических методов статистического анализа и изобрел машину для расчета корреляций, которая была выставлена в Смитсоновском центре в Вашингтоне, округ Колумбия. Он посвятил десять лет исследованиям гипноза и внушаемости, опубликовал 32 научные статьи и книгу, которая суммировала его опыт (Hull. 1933).

В 1929 году Кларк Халд стал профессором Иельского университета, где продолжил исследования в той области, которая представляла для него особый интерес, - теории поведения, основанной на законах условных рефлексов Павлова. Впервые он прочитал работы Павлова в 1927 году и заинтересовался проблемами формирования условных рефлексов и научения. Он говорил о книге Павлова как о и свои опыты тоже ставил на животных. Ранее он не использовал крыс, потому что ему был отвратителен тот характерный запах, который всегда сопровождает лаборатории, где находятся крысы. Однако в Иельском университете он посетил безукоризненно чистоплотную колонию крыс, созданную для исследовательских целей Эрнестом Р. Хилгардом. Халл посмотрел на крыс, (Hilgard. 1987. Р. 201).

В тридцатые годы Кларк Халл написал ряд статей, посвященных условным рефлексам, где он отстаивал мнение о том, что сложные виды поведения более высокого порядка можно объяснить в терминах основных принципов формирования условных рефлексов. В 1940 году, совместно с пятью коллегами, Халл выпустил книгу (Mathematico-Deductive Theory of Role Learning: A Study in Scientific Methodology). Несмотря на то, что книга получила признание как выдающееся научное достижение, она была слишком трудна для восприятия, и ее смогли прочесть лишь немногие.

Следующей значительной публикацией Халла стала работа (Principles of Behavior, 1943 г.),в которой подробно и с характерной для Халла точностью разрабатывалось теоретические основы, в достаточной степени всеобъемлющие, чтобы охватить самые разные аспекты поведения. Вскоре Кларк Халл стал одним из наиболее цитируемых психологов в своей области: в сороковые годы до 40 процентов всех экспериментальных статей и до 70 процентов статей по вопросам научения и мотивации, опубликованных в ведущих американских психологических журналах, ссылались на работы Халла (Spence. 1952). В течение многих лет Кларк Халл пересматривал свои взгляды, включая результаты исследований, которые подвергали опытной проверке более ранние версии его теорий. Окончательная форма его системы представлена в книге (A Behavior System, 1952 г.).

Дух механицизма

Кларк Халл был всецело предан объективной бихевиоральной психологии. В его программе не было места сознанию, целенаправленности или иным психическим концепциям. Для описания своих бихевиори-стских представлений о человеческой природе он использовал исключительно механистическую терминологию. Человеческое поведение он рассматривал как автоматическое и полагал, что его можно свести к языку физики. Он предостерегал ученых против антропоморфизма - то есть против придания собственной интерпретации наблюдаемому поведению, чем нередко грешили ранние исследователи в области зоопсихологии. Кларк Халл искал средство, способное защитить от подобного субъективизма, и в конце концов обрел его, выдвинув предположение о том, что организм есть (Hull. 1943. P. 27).

Согласно точке зрения Халла, бихевиористы должны относиться к субъекту исследования как к роботу - причем он верил в то, что можно создать такие машины, которые смогут мыслить и выполнять иные когнитивные функции, свойственные человеку, как это происходит в современных компьютерах. (цит. по: Amsel & Rashotte. 1984. P. 2-3). Дух механицизма, представленный автоматами и механическими фигурками на европейских часах XVII века, вновь воплотился в работах Кларка Халла.

Объективная методология и количественная оценка

Механистический, упрощающий и объективный бихевиоризм Кларка Халла предоставляет возможность ясно рассмотреть суть его исследований. Очевидно, что исследование должно быть как можно более объективным. Кроме того, подход Халла к психологии непременно должен быть количественным, а его законы поведения - выражаться точным языком математики. В книге (Principles of Behavior. 1943 г.) Халл объяснил, как должна действовать такая математически обоснованная психология:

Прогресс должен заключаться в написании сотен уравнений, одного за другим; в экспериментальном определении одной за другим сотен эмпирических констант, входящих в уравнения; в разработке пригодных к практическому употреблению приборов для измерения количественных данных, выражаемых этими уравнениями; в объективном определении сотен символов, фигурирующих в уравнениях; в строжайшей и последовательной дедукции тысяч теорем и следствий из первичных определений; в безукоризненном проведении тысяч критических количественных экспериментов. (Hull. 1943. P. 400-401.)

Это утверждение является прекрасным примером ригоризма и терпения, которые требовались от любого последователя системы Халла.

Кларк Халл описал четыре метода, которые он считал полезными для науки. Три из них уже были в употреблении: простое наблюдение, систематически контролируемое наблюдение и экспериментальная проверка гипотез. Халл предложил четвертый метод, а именно гипотети-ко-дедуктивный метод, который использует дедукцию на основании набора формулировок, определяемых a priori.

Этот метод включал установление постулатов, на основании которых дедуктивным путем выводится заключение. Это заключение должно подвергаться экспериментальной проверке. Если оно не подтверждается результатами экспериментов, оно должно быть пересмотрено; если же подтверждается, то может быть включено в число научных понятий.

Халл полагал, что если психология когда-либо станет объективной наукой, подобно прочим естественным наукам - что и являлось основной частью программы бихевиоризма, - то единственным адекватным методом работы мог быть только гипотетико-дедуктивный метод.

Побуждения

Согласно Халлу, основанием для мотивации поведения являются потребности организма, возникающие в результате отклонения от оптимальных биологических условий. Однако вместо того, чтобы непосредственно ввести в свою систему понятие биологической потребности, Кларк Халл постулировал такую переменную, как побуждение - причем сам этот термин уже имел хождение в психологии. Побуждение определяется как стимул, возникающий в результате такого состояния, которое инициирует или активизирует поведение. Согласно взглядам Халла, подавление или удовлетворение побуждений является единственной основой для подкрепления. Силу воздействия побуждений можно определить эмпирическим путем, либо измеряя продолжительность депривации, либо путем измерения интенсивности, силы или затрат энергии при результирующем поведении. Халл считал, что продолжительность депривации не является идеальным измеряемым параметром, и в основном делал акцент на силе реакции организма.

Кроме того, Халл отрицал какую-либо специфичность побуждений. Иными словами, любая депривация - например, лишение пищи, воды или сексуальной жизни - одинаковым образом вносит свой вклад в формирование побуждения (хотя и в различной степени). Эта неспе-цифичность означает, что побуждения не направляют поведение, они только придают ему энергию. Целенаправленность поведения определяется стимулами окружающей среды.

Халл постулировал два вида побуждений: первичные и вторичные. Первичные ассоциируются с биологическими потребностями и непосредственно связаны с выживанием организма. В число этих побуждений, возникающих на основе физических нужд, входят потребности в пище, воде, воздухе, половых сношениях, термической регуляции, дефекации, мочеиспускании и избавлении от боли. Это основополагающие внутренние процессы, которые являются жизненно важными для существования организма.

Халл признавал также, что поведение людей и животных мотивируется и иными побуждениями, отличными от первичных. Соответственно, Халл предположил существование вторичных побуждений, появляющихся в результате научения и относящихся к стимулам окружающей среды. Они связаны с устранением первичных потребностей, но в результате сами могут стать насущными потребностями. Это означает, что прежде нейтральные стимулы могут приобрести характеристики потребности, поскольку они способны вызвать ответные реакции, сходные с теми реакциями, которые порождаются первичными побуждениями или исходным состоянием неудовлетворенной потребности.

Простой пример - прикосновение к горячей плите и получение ожога. Болезненный ожог, вызванный повреждением тканей организма, порождает первичное побуждение, то есть стремление избавиться от боли. Другой стимул окружающей среды, связанный с первичным побуждением, - например, сам вид плиты, - может в будущем привести к желанию отдернуть руку при одном только его виде. Таким образом, вид плиты может стать тем стимулом, который приводит к заученному побуждению избавиться от страха.

Научение

Теория научения Халла сосредоточена в основном на принципе подкрепления, который является существенным для закона эффекта Торндайка. Закон Халла о первичном подкреплении утверждает, что когда связь между стимулом и реакцией сопровождается снижением потребности, то возрастает вероятность, что при последующем возникновении такого же стимула будет возникать такая же реакция.

Отметим, что вознаграждение или подкрепление определяется не в терминах понятия Торндайка об удовлетворении, но в терминах снижения, ослабления первичной потребности. Первичное подкрепление - то есть снижение первичной потребности - является, таким образом, основой теории научения Халла.

Поскольку система Халла включает понятие вторичного, появляющегося в результате научения побуждения, она содержит также и понятие вторичного подкрепления. Если интенсивность стимула снижается в результате проявления вторичного побуждения, то это побуждение будет действовать как вторичное подкрепление.

Отсюда следует, что любой стимул, который последовательно ассоциируется с подкрепляющей ситуацией, посредством этой ассоциации будет приобретать способность вызывать обусловленное сдерживание, таким образом снижая интенсивность стимула и самостоятельно производя результирующее подкрепление. Поскольку эта косвенная сила подкрепления приобретается в ходе научения, она называется вторичным подкреплением. (Hull.

1951. P. 27-28.)

Халл полагал, что связь между стимулом и реакцией усиливается при многократных повторениях подкрепления. Он назвал силу связи S-R силой привычки, она является функцией подкрепления и имеет отношение к постоянному формированию условных рефлексов.

Научение не может произойти при отсутствии подкрепления, которое необходимо для того, чтобы ослабить побуждение. Благодаря особому акценту на подкреплении, система Халла получила название теории снижения потребностей, в противоположность теории непрерывности Гатри или когнитивной теории Толмена.

Закон о первичном подкреплении: когда связь между стимулом и реакцией сопровождается снижением потребности организма, то возрастает вероятность, что при последующем возникновении такого же стимула будет возникать такая же реакция.

Сила привычки - сила связи , которая является функцией количества подкреплений.

Система Халла представлена в вербальной и математической форме в виде 18 постулатов и 12 следствий (Hull. 1952). Несмотря на то, что система основана на принципах формирования условных рефлексов, Халл считал, что ее можно расширить и включить в нее такие процессы, как решение проблем, социальное поведение, формы научения, отличные от формирования условных рефлексов. К сожалению, смерть помешала ему воплотить в жизнь большую долю своих устремлений.

Комментарии

Программа Халла стала пользоваться такой известностью, что неизбежно навлекла на себя ощутимую критику. В качестве ведущего представителя необихевиоризма. Халл сделался мишенью для тех же нападок, которые были направлены против Уотсона и других ученых, работавших в традициях бихевиоризма. Те психологи, которые противились внедрению бихевиоральных подходов в психологии, сразу же зачислили Халла во вражеский лагерь.

Систему Халла можно упрекнуть в недостатке широты. В своих попытках определить переменные как можно более точно, в количественных терминах, Халл поневоле вынужден был действовать в очень узкой области. Нередко он формулировал постулаты на основании результатов, полученных при проведении всего-навсего одного эксперимента. Оппоненты выражали сомнение в том, что можно распространить на все поведение те факты, которые были столь специфически получены во время экспериментальной демонстрации - например, такие величины, как (постулат 2), или (постулат 7) (Hilgard. 1956. P. 181). Несмотря на то, что точные количественные оценки являются необходимыми и заслуживают самых высоких похвал, крайности в подходе Халла привели к сужению той области, в которой могли быть применимы результаты его исследований.

И тем не менее, невозможно переоценить влияние Халла на развитие психологии. Количество исследований, вдохновленных его работами (вероятно, более, чем другими теориями), говорит о его особом положении в истории развития психологии. Перечень выдающихся психологов, которые были учениками и последователями Халла, является заслуженной данью его памяти: Джон Доллард, Карл Ховленд, Нил Миллер, Роберт Сирс, Хобарт Маурер и Кеннет Спенс. Мало кто из психологов оказал подобное влияние на профессиональную ориентацию такого количества людей.

Халл защитил, укрепил и расширил подход объективного бихевиоризма в психологии так, как никто другой до него. Несмотря на то, что в его теории имеется множество нс получивших ответа вопросов, неизменными остаются уважение и восхищение непреклонностью тех методов, которые он применил для разработки своей теории. (Lowry. 1982. P. 211).

Б. Ф. Скиннер (1904-1990)

Самой влиятельной фигурой в психологии в течение нескольких десятилетий являлся Б. Ф. Скиннер. Один из историков психологии назвал его (Gilgen. 1982. P. 97). Опрос историков психологии и заведующих кафедрами показал, что Скиннер является одним из самых выдающихся ученых современности (Кот, Davis & Davis. 1991). Когда в 1990 году Скиннер умер, редактор журнала писал о нем как об , который (Forwer. 1990. P. 1203). А в некрологе о нем писали как о (Keller. 1991. P. 3).

Начиная с пятидесятых годов и в течение многих лет Скиннер являлся ведущим бихевиористом Соединенных Штатов Америки и привлекал огромное количество верных и восторженных продолжателей и сторонников. Он разработал программу бихевиорального контроля общества, изобрел автоматизированный детский манеж и стал одним из главных вдохновителей и создателей методик модификации поведения и обучающих машин. Он написал роман ^Walden Two), который и через пятьдесят после выхода в свет оставался популярным. В 1971 году его книга (Beyond Freedom and Dignity) стала национальным бестселлером, а сам Скиннер - (Bjork. 1993. P. 192). Он стал знаменитостью: его прекрасно знала и широкая общественность, и коллеги.

Страницы жизни

Скиннер родился в городке Саскуеханна, штат Пенсильвания, где и жил до поступления в колледж. Согласно его собственным воспоминаниям, его детство прошло в обстановке любви и спокойствия. Он учился в той же самой школе, где когда-то учились его родители; в выпускном классе Скиннера было всего семеро учеников. Он любил свою школу и по утрам всегда приходил раньше всех. В детстве и отрочестве он увлекался созданием самых разных предметов: плотов, тележек, каруселей, пращей и рогаток, моделей самолетов, и даже паровой пушки, которая стреляла поверх крыши соседского дома картофелинами и морковками. Несколько лет он потратил на то, чтобы изобрести вечный двигатель. Он также много читал о поведении животных и держал дома целый зоопарк, состоявший из черепах, змей, ящериц, жаб и бурундуков. Как-то раз на ярмарке он увидел дрессированных голубей: много лет спустя он сам научил голубей разным трюкам.

Психологическая система Скиннера отражает опыт его жизни в детстве и юности. Согласно его собственным взглядам, жизнь человека является плодом прошлых подкреплений. Он утверждал, что его собственная жизнь была настолько предопределенной, упорядоченной и правильной, насколько его система предписывает быть любой человеческой жизни. Он полагал, что все аспекты человеческой жизни можно проследить до самых их истоков.

Скиннер поступил к Гамильтон колледж в Нью-Йорке, но там ему не понравилось. Он писал:

Я никогда не мог вписаться в студенческую жизнь. Я вступил в это братство, совсем нс зная. что это такое. Я не преуспевал в спорте и жестоко страдал, когда в хоккее меня били по голени или когда искусный баскетболист отыгрывал мяч от моего черепа... В сочинении, которое я написал после первого курса, я пожаловался на то. что в колледже меня постоянно одолевают ненужными требованиями (одно из них - ежедневное посещение церкви) и что большинство студентов не имеют никаких интеллектуальных интересов. На старших курсах я был уже открытым бунтовщиком. (Skinner, 1967. P. 392.)

Бунтарство Скиннера, в частности, проявлялось в розыгрышах, а также в том, что он шокировал студенческое сообщество и открыто высказывал критические замечания о факультете и об администрации. Его непослушание прекратилось только в день выпуска, когда перед началом торжественной церемонии президент колледжа предупредил Скиннера и его друзей, что если они не успокоятся, им не выдадут дипломов.

Скиннер все-таки успешно закончил колледж со степенью по английскому языку, правом принадлежности к обществу и стремлением стать писателем. На летнем писательском семинаре поэт Роберт Фрост с похвалой отозвался о стихотворениях и рассказах Скиннера. В течение двух лет после выпуска из колледжа Скиннер занимался литературной деятельностью, а затем решил, что ему . Его неудача на писательском поприще настолько обескуражила его, что он даже стал подумывать о консультациях психиатра. Он считал себя неудачником. Чувство собственной значимости было жестоко поколеблено.

Кроме того, он разочаровался в любви. Его отвергли по меньшей мере полдюжины молодых женщин, что доставляло ему, по его собственному выражению, сильную физическую боль. Один раз он был настолько потрясен, что выжег на своей руке инициалы возлюбленной. След от ожога остался на многие годы. Биограф отмечает, что Скиннера (Bjork. 1993. P. 116).

Прочитав об экспериментах Уотсона и Павлова по формированию условных рефлексов, Скиннер круто повернулся от литературных аспектов человеческого поведения к научным. В 1928 году он поступил в аспирантуру Гарвардского университета по психологии - несмотря на то, что до этого ни разу нс прослушал курса психологии. По его собственным словам, он поступил в аспирантуру (Skinner. 1979. P. 37). Было иль не было у него у него непреодолимой тяги к психологии, но через три года он получил ученую степень доктора философии. По завершении научной работы, после защиты докторской диссертации, он преподавал в университете штата Миннесота (1936-1945) и университете штата Индиана (1945-1974), после чего вернулся в Гарвард.

Тема его диссертации относится к положению, которому Скиннер неуклонно следовал в течение всей своей карьеры. Он предположил, что рефлекс представляет собой корреляцию между стимулом и реакцией, и ничего более. В его книге 1938 года (The Behavior of Organism) описываются основные положения этой системы. Любопытно, что за первые восемь лет после публикации было продано всего лишь 500 экземпляров книги, и она получила в основном отрицательные рецензии, а пятьдесят лет спустя об этой книге говорили, что она (Thompson. 1988. P. 397).

Тем качеством описываемой в книге системы, которое изменило отношение к ней от полного провала до потрясающего успеха, было ее очевидное прикладное значение для самых разных областей психологии. (Benjamin. 1993. P. 177). Столь широкая применимость идей Скиннера соответствовала его устремлениям, поскольку он испытывал глубокий интерес к проблемам реальной жизни. Его более поздняя работа (Science and Human Behavior. 1953 г.) стала основным учебником по бихевиоральной психологии.

Скиннер продолжал плодотворно работать до самой своей смерти в возрасте 86 лет - причем трудился он с тем же энтузиазмом, который проявлял и шестьдесят лет назад. В подвале своего дома он оборудовал персональный - контролируемую среду, которая давала положительное подкрепление. Он спал там в большой желтой пластиковой коробке, в которой как раз помещался матрас, несколько полок с книгами, а также маленький телевизор. Каждый вечер он ложился спать в десять часов, спал три часа, час работал, затем спал еще три часа и вставал в пять часов утра, чтобы отработать еще три часа. Утром он отправлялся в свой кабинет в университете и там снова работал, а во второй половине дня давал себе положительное подкрепление, слушая музыку. Кроме того, огромное положительное влияние на него оказывал процесс написания статей. (Skinner. 1985, цит. по: Fallen. 1992. P. 1439).

В возрасте 78 лет Скиннер написал статью под названием (Intellectual Self-Management in Old Age), в которой он ссылался на свой собственный опыт (Skinner. 1983а). В этой статье говорится о том, как полезно в старости упражнять мозг по несколько часов в день, при этом обязательно давая перерывы между всплесками активности - для того, чтобы поддержать слабеющую память и не допустить снижения интеллектуальных способностей.

В 1989 году у Скиннера обнаружили лейкемию. Жить ему оставалось не более двух месяцев. В интервью по радио он говорил о своих чувствах:

Я не религиозный человек, и потому меня не беспокоит, что произойдет со мной после смерти. И когда мне сказали, что у меня такая болезнь и что через несколько месяцев я умру, я не испытал никаких эмоций. Ни паники, ни страха, ни тревоги. Вообще ничего. Единственное, что тронуло меня и от чего мои глаза увлажнились, была мысль о том, как я сообщу об этом жене и дочерям. Видите ли, когда умираешь, ты невольно ранишь тех, кто тебя любит. И ничего с этим не поделаешь... Я прожил хорошую жизнь. С моей стороны было бы довольно глупо в каком-либо смысле на нее жаловаться. А потому я радостно проживу оставшиеся мне месяцы - так же, как я всегда радовался жизни. (Цит. по: Catania. 1992. P. 1527.)

За восемь дней до смерти, сильно ослабевший, Скиннер представил свою статью на заседание Американской психологической ассоциации в Бостоне. Она была посвящена наблюдаемым и ненаблюдаемым стимулам, и, соответственно, респондентному и оперантному поведениям.

Бихевиоризм Скиннера

Оперантное поведение возникает без воздействия каких-либо внешних наблюдаемых раздражителей. Реакция организма кажется спонтанной в том смысле, что внешне она никак не связана с каким-либо наблюдаемым раздражителем. Это вовсе не означает, что стимула, вызывающего ту или иную реакцию, не существует; это значит, что при возникновении данной реакции ни один стимул не является наблюдаемым. С экспериментальной же точки зрения, если стимул отсутствует, то это значит, что он нс применялся, а потому и не наблюдается.

Другим различием между респондентным и оперантным поведением является то, что оперантное поведение воздействует на окружающую организм среду, в то время как респондентное поведение этого не делает. Подопытная собака в лаборатории Павлова, закованная в сбрую, не может сделать ничего иного, как только реагировать (например, пускать слюну), когда экспериментатор предлагает ей какие-либо стимулы. Собака сама по себе ничего не может сделать, чтобы достать стимул (пищу).

Оперантное поведение крысы в коробке Скиннера, напротив, является инструментальным в том смысле, что крыса достигает своего стимула (пищи). Когда крыса нажимает на рычаг, она получает пищу; а если не нажимает на рычаг, то не получает пищи. Таким образом крыса воздействует на окружающую среду. (Скиннер очень не любил термин , впервые введенный Халлом в 1933 году. Он сам называл это оборудование аппаратом оперантного формирования условных рефлексов. Однако термин стал столь популярным, что вошел во все справочники и в настоящее время является в психологии общепринятым.)

Скиннер считал, что оперантное поведение характерно для повседневного научения. Поскольку поведение, как правило, носит оперантный характер, то наиболее эффективным подходом к науке о поведении является изучение обусловливания и угасания оперантпого поведения.

Классическая экспериментальная демонстрация заключалась в нажатии на рычаг в скиннеровском ящике. В этом эксперименте крыса, лишенная пищи, помещалась в ящик и получала полную возможность исследовать его. В ходе исследований она неизбежно должна была задеть рычажок, который приводил в действие механизм, выдвигающий полочку с пищей. После получения нескольких порций пищи, которые должны были служить подкреплением, у крысы довольно быстро формировался условный рефлекс. Обратите внимание, что поведение крысы (нажатие на рычаг) оказывает воздействие па окружающую среду и является инструментом приобретения пищи. Зависимая переменная в этом эксперименте проста и понятна: это скорость реакции.

На основании этого эксперимента Скиннер сформулировал свой закон приобретения, который гласит, что сила оперантного поведения возрастает, если поведение сопровождается подкрепляющим стимулом.

Несмотря на то, что для формирования быстрой реакции нажатия на рычажок требуется практика, ключевым параметром все-таки является подкрепление. Практика сама по себе ничего не дает: она только предоставляет возможность возникновения дополнительного подкрепления. Закон приобретения Скиннера отличается от положений о науче-нии у Торндайка и у Халла. Скиннер вообще не касался таких последствий подкрепления, как боль-приятное ощущение или удовольствие-неудовлетворение, как это делал Торндайк. Скиннер так же не пытался интерпретировать подкрепление в терминах снижения воздействия побуждений, как это делал Кларк Халл. Системы Торндайка и Халла были объясняющими; система Скиннера является строго описательной.

Скиннер и его последователи провели огромную исследовательскую работу по проблемам научения - таким, как роль наказания в приобретении навыков, воздействие различных систем подкрепления, мера угасания оперантного обусловливания, наличие вторичного подкрепления и т. д.

Кроме крыс они работали и с другими подопытными животными, и с людьми, используя в качестве основного подхода тот же самый принцип . Если в качестве подопытных животных использовались голуби, то они должны были клюнуть в определенную точку или пятно; подкреплением являлась пища. Оперантное поведение людей включало такие аспекты, как решение задач, подкрепленное похвалой или осознанием того, что был дан правильный ответ.

Скиннер сообщал, что в качестве подкрепления для своей трехлетней дочери он использовал поглаживание по спине. Однако этот эксперимент обернулся неожиданным образом. Однажды он укладывал девочку спать, гладил ее по спинке и вдруг решил проверить, насколько это является поощряющим подкреплением. (Skinner. 1987. P. 179).

Схема подкрепления

Уже первые исследования в с нажатием рычага продемонстрировали значение подкрепления для оперантного поведения. В этой ситуации поведение крысы при каждом нажатии на рычаг получало подкрепление. То есть всякий раз, выполнив правильное действие, крыса получала пищу. Скиннер отмечал, что хотя в реальной жизни подкрепление далеко не всегда бывает последовательным или непрерывным, тем не менее, научение все-таки происходит и поведение сохраняется, даже если подкрепление было случайным или редким.

Не всегда, отправляясь кататься на коньках или на лыжах, мы попадаем на хороший лед или снег... Не всегда, приходя в ресторан, мы получаем хорошую пишу. потому что повара непредсказуемы. Звоня друзьям по телефону. мы не всегда получаем ответ, потому что друзья могут отсутствовать. ...Подкрепляющие характеристики деятельности и обучения почти всегда являются прерывистыми. так как просто не имеет смысла контролировать подкреплением каждую реакцию. (Skinner. 1953. P. 99.)

Даже если вы проводите исследования постоянно, вы не при каждом эксперименте получаете реакцию А. На работе вас не каждый день хвалят и не каждый день повышают заработную плату. Каким образом на поведении сказывается такое непостоянное подкрепление? Является ли та или иная схема подкрепления лучшей, чем остальные, с точки зрения ее воздействия на поведение? Скиннер и его коллеги посвятили годы исследованию этих вопросов.

Потребность в этих исследованиях возникла не из-за чисто научного любопытства, но на основе практической целесообразности - что, кстати, иллюстрирует тот факт, что наука нередко существенно отличается от той идеализированной модели, которая представляется в некоторых учебниках. Как-то раз в субботу вечером Скиннер обнаружил, что у него почти закончился запас корма. В то время (тридцатые годы) еще нельзя было купить корм у специальных компаний по снабжению исследовательских лабораторий; экспериментатор должен был делать шарики вручную, что являлось достаточно длительным и трудоемким процессом.

Вместо того, чтобы потратить свои выходные на изготовление кормовых шариков, Скиннер задал себе вопрос: что произойдет, если он будет давать подкрепление своим крысам один раз в минуту, независимо от того, какое будет количество ответных реакций? При таком подходе ему потребуется намного меньше корма, и на выходные дни должно хватить. Скиннер решил провести длительную серию экспериментов, чтобы проверить различные варианты системы подкреплений.

В одном таком исследовании Скиннер сравнил частоту реакции у животных, которые получали подкрепление при каждой реакции, с частотой реакций тех животных, которые получали подкрепление только по истечении некоторого интервала времени. Последнее условие получило название схемы подкрепления с фиксированным интервалом. Подкрепление могло выдаваться, например, один раз в минуту или каждые четыре минуты. Важным моментом в данном случае является то, что подопытное животное получало подкрепление только по истечении определенного отрезка времени. (Например, работа, когда деньги выплачиваются раз в неделю или раз в месяц, представляет собой схему подкрепления с фиксированным интервалом; работники получают заработную плату не за количество произведенной продукции - то есть не за количество обусловленных реакций - а за количество прошедших дней недели.) Исследование Скиннера показало, что чем короче интервал между подкреплениями, тем чаще животное проявляет обусловленную реакцию. И наоборот, по мере того, как увеличивается интервал между подкреплениями, частота реакции снижается.

Частота подкрепления также оказывает влияние на угасание условной реакции. Проявление условной реакции угасает с большей скоростью, если имело место непрерывное подкрепление, которое затем резко было прекращено, чем в том случае, когда подкрепление выдавалось с перерывами. Некоторые голуби демонстрировали до десяти тысяч реакций без подкрепления, если исходно у них был сформирован условный рефлекс па основе периодичного, прерывистого подкрепления.

Скиннер исследовал также схему подкрепления с фиксированной частотой. В этом случае подкрепление выдается не по истечении определенного отрезка времени, а после выполнения определенного количества условных реакций. Само поведение животного определяет, насколько часто будет выдаваться подкрепление. Например, требуется совершить десять или двадцать обусловленных ответных реакций, чтобы получить новое подкрепление. Животные, получающие поощрение по схеме с фиксированной частотой, реагируют намного интенсивнее, чем те, которые получают подкрепление по схеме с фиксированным интервалом. Ведь очевидно, что высокая частота реагирования при схеме с фиксированным интервалом не приводит к получению дополнительного подкрепления; животное может нажать на рычаг пять раз или пятьдесят, но подкрепление появится только тогда, когда истечет заданный отрезок времени.

Самые высокие показатели реагирования при схеме подкрепления с фиксированной частотой наблюдались и у крыс, и у голубей, и у людей. Пример тому: сдельная оплата труда, когда заработок работника на его рабочем месте зависит от количества произведенной продукции, а комиссионные зависят от количества продаж. Правда, такая схема подкрепления успешно работает только тогда, когда требуемый уровень обусловленной реакции не слишком высок (так, нормы дневной выработки должны быть реальными) и если ожидаемое подкрепление стоит затраченных усилий.

Вербальное поведение

Те звуки, которые человеческий организм производит в процессе речи, утверждал Скиннер, также являются формой поведения, а именно - вербальным поведением. Они представляют собой реакции, которые могут подкрепляться другими звуками речи или жестами точно так же, как нажатие крысой рычага подкрепляется получением пищи.

Для вербального поведения требуются два взаимодействующих человека -говорящий и слушающий. Говорящий определенным образом реагирует - это значит, что он произносит звук. Слушатель может управлять последующим поведением говорящего путем выражения подкрепления, отсутствия подкрепления или наказания - в зависимости от того, что было сказано.

Например, если всякий раз, как говорящий употребляет то или иное слово, слушатель улыбается, то он тем самым увеличивает вероятность того, что говорящий снова употребит это слово. Если слушатель реагирует на слово тем, что хмурит брови или отпускает язвительные замечания, то он тем самым увеличивает вероятность того, что говорящий в будущем будет избегать употребления этого слова.

Примеры такого процесса можно наблюдать в поведении родителей, когда их дети учатся говорить. Недопустимые слова или выражения, неправильное применение слов, плохое произношение вызывают реакцию, в корне отличающуюся от той, которой встречают вежливые фразы, правильное применение, чистое произношение. Таким образом ребенок обучается правильной речи - по крайней мере, на том уровне, на котором ею владеют родители или воспитатели.

Поскольку речь является поведением, она также подлежит подкреплению, прогнозированию и управлению, как любое другое поведение. Скиннер суммировал результаты своих исследований в книге (Verbal Behavior) (Skinner. 1957).

Воздушная колыбель и обучающие машины

Применение в психологических исследовательских лабораториях создало ему известность среди психологов, но воздушная колыбель - аппарат для автоматизации ухода за младенцами - сделал его знаменитым на всю страну.

Он описал изобретение воздушной колыбели в статье журнала для домохозяек. Когда он и его жена решили завести второго ребенка, она сказала ему, что уход за младенцем в первые два года жизни требует слишком много внимания и утомительного труда, и поэтому Скиннер изобрел автоматическое устройство, которое должно было избавить родителей от рутинной работы. Воздушные колыбели начали выпускаться промышленно, но, откровенно говоря, они не пользовались большим успехом.

Воздушная колыбель представляла собой (Rice. 1968. P. 98). У дочери Скиннера не наблюдалось каких-либо вредных последствий пользования воздушной колыбелью.

Кроме того, Скиннер способствовал распространению обучающей машины, изобретенной еще в двадцатые годы психологом Сиднеем Пресси. К несчастью для Пресси, его изобретение намного опередило свое время и ни у кого не вызвало интереса.

Сложившаяся обстановка была такова, что если сначала обучающая машина не привлекла внимания, то спустя тридцать лет она вызвала настоящий взрыв энтузиазма (Benjamin. 1988Ь). В двадцатые годы, когда Пресси только что изобрел свою машину, он утверждал, что теперь можно будет учить школьников эффективнее и при меньшем количестве учителей. Однако в то время как раз наблюдался избыток учителей, а общественное мнение не было настроено на совершенствование учебного процесса. В пятидесятые годы, когда Скиннер представил аналогичное устройство, учителей не хватало, классы были переполнены, и общественность была обеспокоена и выражала настоятельные требования улучшить учебный процесс, чтобы появилась возможность конкурировать с русскими в области исследования космоса. Скиннер утверждал, что он ничего не знал об изобретении Пресси и разработал собственную обучающую машину, но он всегда отдавал должное своему предшественнику.

Скиннер начал разрабатывать свою обучающую машину после того, как посетил четвертый класс, в котором училась его дочь, и решил, что необходимо что-то сделать для улучшения учебного процесса. Он суммировал свой опыт в этой области в книге <Технология обучения^ (The Technology of Teaching, 1968 г.). Обучающие машины широко применялись в пятидесятые и в начале шестидесятых годов, пока им на смену не пришли методы компьютерного обучения.

Уолден Два - Общество бихевиористов

Скиннер выдвинул программу контроля поведения - технологию поведения, в которой он предпринял попытку применить свои лабораторные открытия к жизни всего общества. В то время как Джон Б. Уотсон лишь в общих словах говорил об использовании условных рефлексов на пути к более здоровой жизни, Скиннер в подробностях обрисовал функционирование общества, в котором эта идея реализуется.

В 1948 году он опубликовал роман , в котором описывал жизнь сельской общины, насчитывающей тысячу человек. Каждый аспект жизни в этой общине контролируется положительным подкреплением. Книга явилась плодом кризиса середины жизни, который Скиннер пережил в возрасте 41 года. Он смог преодолеть депрессию, вернувшись к своей юношеской мечте стать писателем. Захваченный личными и профессиональными конфликтами, он выразил свое отчаяние в книге, рассказывая о судьбе главного героя Т. Е. Фрейзера. (Skinner. 1979. P. 297-298).

Книга получила в прессе и похвальные, и отрицательные отзывы. До начала шестидесятых годов было продано всего лишь несколько тысяч экземпляров, но зато в 1990 году, в год смерти Скин-нера, было продано около двух с половиной миллионов экземпляров (Bork. 1993).

Общество, изображенное в романе Скиннера, и само основополагающее предположение Скиннера о том, что люди по существу подобны машинам, отражает кульминацию длительного развития этого направления мысли, от Галилея и Ньютона до британских эмпириков, а затем и Уотсона. (Skinner. 1933. P. 6).

Механистический, аналитический и детерминистский подход, принятый в естественных науках, подкрепленный экспериментами Скин-нера по формированию условных рефлексов, убедил представителей бихевиоральной психологии в том, что человеческое поведение можно контролировать, направлять, модифицировать и формировать при правильном использовании положительного подкрепления.

Модификация поведения

Модификация поведения - использование положительного подкрепления для контроля или модификации поведения личности или группы.

Программа Скиннера для общества, основанная на положительном подкреплении, существовала только теоретически, но зато контроль или модификация поведения людей или малых групп являлись широко распространенными практически. Модификация поведения посредством положительного подкрепления является одной из самых популярных методик в психиатрических клиниках, на фабриках, в школах, исправительных заведениях, где оно используется для того, чтобы изменить ненормальное или нежелательное поведение, сделать его более приемлемым или желательным. Модификация поведения действует на людей так же, как метод оперантного обусловливания, изменяющий поведение крыс или голубей путем подкрепления желательного поведения и не подкрепления нежелательного поведения.

Давайте представим себе ребенка, который устраивает истерики для того, чтобы получить пищу или привлечь к себе внимание. Если родители удовлетворяют требования ребенка, тем самым подкрепляя нежелательное поведение. При модификации поведения такие действия, как топанье ногами или крики, не должны получать подкрепления. Подкрепление полагается только за желательное и удовлетворительное поведение. Через некоторое время поведение ребенка изменится, поскольку демонстрация характера больше не будет приводить к получению требуемого результата.

Оперантное обусловливание и подкрепление применяются и на рабочих местах, где модификация поведения широко используется для снижения числа прогулов или злоупотребления больничными листами, а также для улучшения показателей работы и укрепления техники безопасности. Методы модификации поведения применяются также для обучения навыкам работы.

Программы модификации поведения доказали свою эффективность во время их использования в целях изменения поведения пациентов психиатрических клиник. За хорошее поведение пациенты получали вознаграждение в виде значков, которые можно было обменивать на определенные привилегии или блага; разрушительное или негативное поведение не вознаграждалось. Постепенно стали наблюдаться положительные изменения в поведении. В отличие от традиционных клинических методик то, что происходит в сознании пациента, здесь принималось во внимание не больше, чем в случае крыс из скиннсровского ящика. Все внимание было сосредоточено исключительно на внешнем поведении и положительном подкреплении.

Наказание не применялось. Люди не подвергались наказанию за то, что они вели себя не так, как требуется. Они только получали подкрепление или вознаграждение, когда их поведение менялось в положительном направлении. Скиннер верил, что положительное подкрепление для модификации поведения является более эффективным, чем наказание. Он подтвердил свою точку зрения значительным объемом экспериментальных исследований как на животных, так и на людях. (Скиннер писал, что в детстве отец никогда не наказывал его физически, а мать наказала только один раз: она вымыла его рот хозяйственным мылом за то, что он употребил нецензурные слова (Skinner. 1976). Правда, он не упомянул, оказало ли наказание какое-либо влияние на его поведение.)

Критика бихевиоризма Скиннера

Более всего возражений против бихевиоризма Скиннера вызвали его крайний позитивизм и отрицание всех теорий. Оппоненты Скинне-ра утверждают, что свести к нулю все теоретические построения невозможно. Поскольку детали эксперимента должны быть запланированы заранее, то уже это само по себе является свидетельством построения хотя бы простейшей теории. Отмечалось также, что принятие Скинне-ром базовых принципов формирования условных рефлексов в качестве основы для своей работы также является до некоторой степени теоретизированием.

Сложившаяся система взглядов придавала Скиннеру уверенности в экономических, социальных, политических и религиозных вопросах. В 1986 году он написал статью с многообещающим названием (What is Vrong with Life in the Western World?) В этой статье он утверждал, что (Skinner. 1986. P. 568). Критики обвинили Скинне-ра в том, что его готовность экстраполировать на основании опытных данных является несовместимым с его антитеоретическими установками и демонстрирует тот факт, что в своем стремлении представить собственный проект переустройства общества он выходит за рамки строго наблюдаемых данных.

Узкий диапазон исследований поведения в скиннеровских лабораториях (нажать на рычаг или клюнуть ключ) также не избежал критики. Противники теории Скиннера утверждали, что такой подход попросту игнорирует многие аспекты поведения. Утверждение Скиннера о том, что любое поведение является заученным, было оспорено его бывшим студентом, который обучил более шести тысяч животных 38 видов выступать в телевизионных программах, аттракционах и на ярмарках (Breland & Breland. 1961). Свиньи, куры, хомяки, дельфины, киты, коровы и прочие животные демонстрировали тенденцию к инстинктивному поведению. Это значит, что они замещали инстинктивным поведением то, которое получало подкрепление, даже если это инстинктивное поведение мешало им получить пищу. Таким образом, подкрепление оказалось не столь всемогущим, как утверждал Скиннер.